И где он ее в таком холоде откопал то?
Ответ: там, где проснулся. Под землей. А где еще? В другом месте он бы не пережил крио-тьму, растащили бы на сувениры.
У него не хватало пальцев и глаза. Указательный и средний на левой потерял недавно. Пустая глазница — старая рана. С учетом обстоятельств страшно представить насколько.
Кожа лица и рук серая, как небо, и очевидно это как-то связано. Возможно скулящий хтон у меня в боку защищал и от яда в воздухе, так как сток-пазы аккумуляторов высокого дхала оскорбляли взгляд пустышками.
Сейчас он возможно также оценивающе разглядывал меня. Хотя, с другой стороны, времени у него было на это предостаточно и раньше, пока я беспечно валялся в снегу.
— Тебя изрядно потрепали. Такие же мышки, — он пнул труп дозорного в голову. — Постарались?
— Да.
— Ничего. Старший здесь, рядом. Я заступлюсь если еще из какой норы на тебя мелочёвка напрыгнет.
— Чего умничаешь? Ты вообще серый.
— Наблюдательный какой, — проворковал он.
— И пальцы где-то оставил.
— Сверх-наблюдательный. Крысы объели пока спал.
— И еще ты одноглазый.
— Ладно, божество-наблюдательности, развед-единица, спец. Не будь дитём. Как тебя зовут?
— Танцор.
Он кивнул:
— Я Звездочёт.
— Почему не Одноглазый?
Мне правда интересно.
— Очень смешно. А почему ты, братец, не танцами меня приветствуешь, а хади знает чем? Грубостью и небоеспособным видом.
Пожал плечами:
— Ненавижу танцы.
— Вот видишь. Боевые клички выбираешь не сам.
— А кто?
Он грустно вздохнул:
— Задница моя, братец.
Я вопросительно поднял бровь.
— Да, одни Заключенные Боги знают, — он махнул трёхпалой рукой. — Я, братец, хоть по голове меня пинай, помню крайне мало.
Звездочет указал пальцем на пустую глазницу и поморщился:
— Раньше здесь, братец, стоял зрительный модуль, но прежний я, большой весельчак по части сборов, оближи его лик чумной хади, естественно глаз с собой в Саркофаг решил не брать. Зачем воину два глаза, да? С двумя глазами же не интересно совсем. Умник хренов. Вот можно было бы себе по морде двинуть — двинул бы. Если б толк был.
— А что взял?
Звездочет пожал плечами, нацепив загадочную улыбку, она, к слову, ему шла.
— А тебе все скажи. Кто знает. Но тоже неплохую штуку.
— К чему таинственность?
Он засмеялся:
— Что ж мне, шут растрясись, все секреты сразу перед младшим узором раскрывать? Какой же я тогда Старший?
Выпалил вопрос прежде, чем обдумал слова:
— Легитимируешь старший узор?
Какой-то ритуал?
Память движений и речи пробивается быстрее объяснений.
Интересно.
— Да, естественно, — удивившись, он даже голос повысил. — Ты, братец, против?
Угроза.
Я думал ровно две секунды:
— Нет, Старший.
Безразлично. Командовать или подчиняться. Похоже в этом вопросе гордость хорошенько вымуштрована.
Явно обрадовавшись, он кивнул. Схватка за лидерство в таких условиях с высокой вероятностью закончилась бы гибелью обоих. Разница между третьим и первым узором минимальна; к тому же по случайности его нутро могло весь мёд в панцирь вогнать, тогда без наличия дополнительных модулей все бы упиралось в разницу умений, остаточного опыта и физических состояний. И видит Мать физическое состояние у нас двоих было полным дерьмом.
Звездочет отвлекся на еду. Он с жадностью обгрызал брюхо зажаренной пятнистой ящерки, мы молчали несколько минут. Как закончил он сразу же спросил:
— Гляжу и хтон не разрядил?
— Получается не разрядил.
Все и так очевидно.
Звездочет оттер жир с лица ладонью.
— Я свой уже как три дня уделал. Вот и приходится есть этот ползучие химикаты с хвостиком.
— И как?
— Пойдет. Горчит, но специи, принесенные из прошлой жизни, все что угодно сделают лучше, а уж голодуха, как известно, вообще лучшая приправа всех времен, — он поднес калечную ладонь к костерку. — Гляжу на твое лицо и улыбаюсь. Ничего поделать с собой не могу. Неспроста. Вот точно. Либо ты, жопа такая, знаменитость, либо знакомы мы.
Пожал плечами.
— Наверняка обычная реакция на сородичей. Я тоже порадовался что не последний.
— Нет, братец. Я уже видел других. Они меня только бесили, суки такие, а ты похоже все-таки знакомый.
А вот это новости. Он видел и других.
Пустоши перенаселены.
Нужно тянуть информацию, а то Звездочет находится на своей волне и продолжит бубнить, вгрызаясь в субъективность искаженных впечатлений.
— Что скажешь о других?
Он задумался, минуту молчал.
— Ты уснул что ли?
— Формулировал, — Звездочет назидательно поднял палец, затем поморщился. — Мы реликвия. Древность. Старики, Шершни древности. Местные, что очнулись раньше уже здесь условно-свои. Они увешены оружием и предметами культуры, которые мне не знакомы. Все выглядит неплохо, относительно технологично. Единственное что узнал — панцирь и модули.
На ровном месте драматизировал.
— Узор?
— Восьмой у младшего, старший нес девятый. Но мне бы пушку, и я бы их выстегнул. Хлюпики, — бросил сквозь зубы. — Девицы Поладские. Должно быть из последнего поколения. Оно совсем мягкотелое. Противно. Блевать с этих шанкарских гулей тянет. Короче мир не одичал, как могло показаться. Мы теперь как “старые дети”. Мне ничем не помогли, выжал из них только каплю данных. Недоверчивые, испорченные новым миром, хоть не убили, повезло. Справедливость для них — другое. Адаптированное искажение. Нелепо… Теперь нам надо пытаться угнаться за молодняком, проснувшимся раньше, а то затопчут, признают угрозу или конкурентность, либо придется смириться и сдохнуть в пустошах, что кстати, братец, хочешь не хочешь, но тоже вполне себе актуальный вариант.
Информация обескураживала. Остатки армии распадались на единицы и малые группы. Справедливость для них не аргумент. Это плохо. Могло помешать. А если Справедливость не аргумент, то и перво-цели могли быть для них не так уж и важны. Кто-то делать дело сочтет глупостью, кто-то и вовсе препятствовать будет. Мало ли какая дрянь за эти годы им в черепные чаши натекла.
— Вообще дурно это все, — пробурчал Звездочет.
— Что все?
— Ну все. Все. Идея обнуления. Перезапуск, сокрытие, — дернул плечом. — Ставлю указательный палец левой — все плохо кончится.
— Ты азартен? Игрок?
— Да. Нет. Не уверен. Может быть. Вообще с каждым узором я все больше вспоминаю. У тебя же тоже проблемы с памятью?
— Да. Можно так сказать.
— Большая женщина? — он понимающе улыбнулся.
— Она самая, — и я не смог скрыть мечтательную улыбку.
— Убить Идола?
— Рискну предположить так у всех. Спрашивал у других, тех, что видел?
— Предположение верное. Такие же директивы. Одинаковые для всех.
— Давно ты проснулся?
— Четвертый день.
— Где Саркофаг?
— К югу. Саркофаг вплетен в теперь уже разрушенную башню, в ее основание.
— Странно.
— Видимо что-то со мной не так было при отступлении. Ран получил много или Идол почти сломал. Дойти до Аванпоста я не смог, поэтому там оставили. Так думаю.
— Звучит логично. А как взял новые узоры?
— Возле башни нашел проявление мёда. Все, так сказать, употребил ртом. Знаю не лучший способ, но пробуждение у меня выдалось достаточно бурное, инъектор я поломал в бою.
— Инъектор у каждого есть?
— Конечно.
— Где он?
— Слушай, у тебя же ИИ. От чего ты у него не спросил? — сказал он, указав на мой браслет.
— Чтобы спрашивать надо знать, что спрашивать, а рассказывать все подряд она отказывается.
— Она? — гадливая улыбка. — Дерзкая.
— Какая есть.
Он показал где на панцире инъектор. В полости возле пазов под хтоны. Темная игла из псевдо-сплава и изящный прямоугольник серебристого корпуса.