Поспешил.
Вообще, опрометчиво трогать чужих зверей. Вдруг он бы мне руку перебил клювом — что я бы тогда делал?
Но зверь толковый: игривый и веселый…
Остальные нургусы завистливо щебетали, но приблизиться не решались. Здоровяк, под моей рукой, отвечал им. Его пение — иное, он важничал: я рассмеялся.
— Забавные зверюшки, — пробурчала Желчь. — И шашлык, должно быть, из них отличный.
Нургус угрожающе поднял голову, уставился на модуль, что-то требовательно чирикнул.
Желчь удивилась:
— Он что понимает меня?
Глава 20
Разговоры
Внутри первое помещение Оседлого — это широкий и высокий зал, освещенный светло-фиолетовыми лампами.
За стойкой нет управляющего: каждый себе сам наливал выпивку. Ряд крановых бочонков и больших разноцветных бутылей.
Снял маску, огляделся.
С потолка на серебристых нитях свисали игрушечные красные птицы. Повсюду мелкие столы, не больше чем на двоих. Высокие узкие стулья. Кочевников набралось под два десятка. Все носили личины, даже в таком, казалось бы, безопасном месте.
Царство застывших лиц.
А так похоже какой-то очередной пункт про обычаи. Либо не открывались на землях чужаков, либо не позволяли себе расслабиться в походах, либо скромничали вне семьи, либо шут знает что еще. Вариантов много… Единственное, некоторые отсоединили нижние части личин, и это удивляло: не знал, что так можно было.
Это “отсоединение” сообщало ответ и на другой вопрос. Оказалось, между нижней и верхней частью как раз были фильтры.
Настенные крючья были завешены плащами, ременными системами; рядом стояли промысловые мушкеты и другие ружья. На фуркатах преимущественно тёмные доспехи: либо плотно прилегающие панцири с фиолетовыми прожилками на боках, либо громоздкая ламеллярная броня.
Чуть закружилась голова: по Оседлому плыли полупрозрачные серые щупальца — подрагивали струйки пряного дыма.
Я привлек внимание. Других чужаков в заведении не было. Разговоры стихли. Несколько кочевников взялись за оружие, но так больше ради приличия — с ленцой; мало ли для каких злодеяний я приперся этим утром.
Полное отсутствие эмоций на личинах, будто создавало дополнительный угрожающий подтекст. Хотелось достать пистолеты и стрелять в пустые рожи. Откинул это ощущение; моды поддержали, срезали лишнее: ушли опасения и дерзость.
Узловая сидела за одним из центральных столов. Нижняя часть ее маски также снята: я увидел родинку на правой щеке.
Хороша.
В руке стеклянный стакан с мутно-белой жидкостью, отсалютовала им мне. Губы изогнулись в улыбке.
Моды своевременно срезали дурман возбуждения.
Кашлянул. Насторожившиеся кочевники, видя, что узловая узнала пришедшего, убрали руки от оружия.
Если я не пришёл штурмовать Оседлого и убивать сородичей, то что там со мной дальше, уже и не их дело.
— Уважаемый воитель, я рада тебе.
— Позволишь сесть, узловая небес?
Кивнула.
— Тебя и не узнать. Вес набрал, синяки сошли, да и без волос теперь — прямо молодой шонхор.
— Решил в порядок себя привести, чтоб бродяжкой не выглядеть, — пожал плечами. — Наших и так здесь не жалуют.
— Понимаю, — опять улыбка. — Поэтому ты решился выглядеть еще большим дхалом чем до этого. И как тебя приняли?
Поморщился:
— По-доброму.
Она засмеялась, похоже прекрасно понимая, что я имел в виду.
Затем, чуть подвинувшись вперед, спросила:
— Выбритая голова — это мода такая у кхунов была?
— Да.
Я не помнил этого.
Нашла что спросить…
— Как тебе “костяки”?
— Все как один прекрасные люди.
— Ладно, — она допила залпом содержимое стакана. — Достал личину?
Тон голоса изменился: из беззаботного стал более деловым.
— Иначе зачем бы я сюда пришел?
Она отбила дробь пальцами по столешнице:
— И ты пережил встречу с Идолом. Замечательно. А твой собрат?
— А собрат не пережил.
— Сочувствую.
Я не ответил. Она помялась несколько секунд, затем спросила смягчив тон:
— Тело уничтожено?
Нахмурился:
— А разве может быть иначе?
— Я не знаю. Это хорошо, если уничтожено, — глубокий вздох от неё. — Это было тяжело?
И опять крайне странный вопрос.
— Шаг на пути воителя.
— А все-таки?
— Зачем тебе детали?
— Вот такая вот прихоть.
Похоже и здесь культурные заморочки. Кочевники по возможности Идола избегали, но любопытство все равно их душило.
— Ничего особенного.
— Скромность является добродетелью дхалов?
— Нет, скромность не является добродетелью.
— Если было как ты говоришь — ничего особенного — почему тогда твой товарищ погиб?
Я задумался как кратко и ёмко охарактеризовать ситуацию:
— Не повезло, — предельно точно.
— Не повезло? — здесь, судя по тону, она должна выгнуть бровь. — Истина, воитель?
Нахмурился:
— Ты назвала меня лжецом?
Скучающе покачала стаканом.
— Скорее шутником.
Тогда я объяснил:
— Удача — добродетелью дхалов как раз является.
В этом был абсолютно уверен.
— Не повезло, так не повезло, — она облокотилась о спинку стула. — У Идола было концентрат-семечко. У тебя высокая резистентность?
— Без понятия о чём ты.
На самом деле я понимал.
— Должно быть это так, — кивнула сама себе. — Он говорил с тобой?
— Да.
— Какой у него голос?
Лицо сковал лёд.
Моды сработали на опережение. Эхо ярости дошло до основы жаркими раздражающими кнутами, но на этом все — с этим справиться я мог.
— Это опасная тема, узловая, — холодно сказал. — Если ты из тех, кто симпатизирует, скажи и я убью тебя здесь, сделаю всем одолжение.
— Не принимай близко к сердцу, воитель. Простое любопытство. Мало кто из живых фуркатов слышал.
— Некоторые вещи лучше даже в голове не держать, они делают тебя слабым. Здесь как раз такой случай. Будешь часто о таком думать — узловая, у тебя не останется и шанса. При встрече он перемолет тебя в пыль.
Помолчали.
— Меня зовут Кассандра.
— Сборское имя.
— И не говори.
— Отчего так?
— Мать так захотела. Назови и ты свое.
— Танцор.
— Танцор?
— Да.
Кивнула сама себе. В глазах что-то мелькнуло, откуда-то она знала мое имя.
Шут раздери.
Чувствую, плохой знак. Молчание затянулось… Половина минуты, минута.
Стало неловко.
— Мы разделим кровать, — внезапно выпалила она.
Нет.
Вот теперь стало неловко.
— Только не говори, что это моя награда за личину, — пробурчал. — Как бы ты хороша не была этого мало.
Улыбка.
— Не скажу.
Хорошо, хоть так.
— Тогда почему?
Пожала плечами и облокотилась о спинку стула:
— Так свились нити.
— А подробнее?
— Нет в этом никакой нужды.
Я выложил на стол личину Джехана.
— Не сегодня точно, — таков был мой ответ.
— И это верно. Без охоты оно не интересно. Я тебя как паучиха загоню.
— И голову откусишь.
Опять улыбка.
— Что угодно может случиться.
Она взяла личину в руки, повертела, какое-то время молча разглядывала.
— Ты отрезал Идола от тела быстро?
— В один удар.
Кивнула:
— Семья будет рада услышать хотя бы это.
И опять молчание.
Кассандра разглядывала личину. Я не мешал.
— Джехан был суетливым и поспешным. Степи его не успели закалить. Сердце все еще оставалось нежным. Он был таким романтичным — всех аж тошнило, — покачала головой. — Совсем юнец. И семнадцать не стукнуло, но, хагасов пепел, уже од. Как-то свилось неправильно. Но как иначе. Он сказал, что он од и никто не спорил. Редкость. Весь он — в сказках и легендах. Наверное, хорошо, что ушёл перед эхом; было бы тяжело смотреть как оно его ломает. Постепенно убивает все хорошее что в нём есть; он бы не пережил войну.