— А что про маску думаешь?
— Пустая болтовня. Вонючие слухи. Говорить можно что угодно — это трёп. Не верю в то, что этот хагас таскает дхальские кости. Мерзость. Как бы тогда наши с ним дела вели?
— Ну, как-то вот ведёте.
— Брось.
— Это и есть дхальские кости, Касс.
— С чего ты взял?
— Я с ним встретился. На маске кости. Очевидно.
Она нахмурилась:
— Может удачная подделка?
— Может. Но делал ее тот, кто знал, как оно все выглядит. Обычно, в дикой природе так сказать, на костях есть мешающие разглядеть их штуки: плоть, мышцы и кожа.
— Может справочники какие? Муляж там?
— Может все что угодно быть, — голос скуп на эмоции. — Но я в своём мнении уверен. Ладно если бы только кости. Их, так понимаю, полно где можно в руинах и катакомбах найти, еще же есть и моды. Большинство модов без должного ухода уже за пять десятилетий в мусор превратятся. А значит он резал живого кхуна или — так или иначе — принял участие, простимулировал охоту.
— Как скажешь, — наглаживая мой бок, она хмурилась.
— Он опасен?
— Как любой человек с властью и деньгами.
— Нет. Как боец я имею в виду. У него черные нити на коже, в нём модулей на целое отделение.
— Насколько знаю, — сказала она тоном учителя. — Он полуразвалившийся старик. Модули поддерживают жизнь. Думаю, с ним и чагатай справится.
— Советница его терпеть не может?
— Да.
— Почему?
— Без понятия что там у этой оседлой суки в черепушке.
— А что легион?
— Не имеет ничего общего с делами Распорядителя. Будет конфликт, защищать его задницу они не побегут.
Минуту помолчали.
Потом она опять заговорила: — Сегодня был зачат твой сын.
— Женщина…
— Я буду рожать в родных степях — и он будет великим.
— Делай что хочешь. Болтай что хочешь. Твое право.
— Я не выдумываю, так Странник говорил.
— Касс, — я серьезно посмотрел на неё. — Кто такой Странник?
Проигнорировала.
— Касс?
— Что?
— Ты слышала вопрос.
— Я не знаю, что тебе ответить. Хагасов пепел, я понятия не имею кто это. По крайней мере, в том смысле, в котором ты спрашиваешь. Маска, перчатки, массивный балахон в пол — и к Страннику прислушивается Бог-Отец. Всё.
— Еще?
— Сейчас скажу, — игриво протянула она. — Рост средний, чуть ниже меня. Думаю, но это только мое предположение — он оракул.
— Ты видела, чтобы он плел конструкты?
Покачала головой:
— Нет. Предсказателей не бывает, а он себя так вёл… Думаю, работает с собственным мозгом: прогнозы и вероятности, исходя из высокого уровня информированности — иногда такие специалисты появляются.
Интересно. Похоже не дхал.
Оракул? Если он оракул — это может вычеркнуть и всех вероятных кхунов. Тех отступающих, которых мы провожали — невосприимчивых. Но про конструкты — всего лишь ее предположение. Я некомпетентен, чтоб тут судить… Такое нужно у Кряжа спрашивать.
— Ты не хочешь брать ответственность? — вывела меня Касс из размышлений.
— Это все ваше человеческое дерьмо. Не вымазывай меня в нём.
— Удобно устроился. Как делать, так ладони твои везде жадно шарили, и… — она обхватила себя руками.
— Напоминаю, делают детей не ладонями.
— … А как воспитывать, — меня она проигнорировала. — Так, ой мы из разных культур, ой, у нас так не принято. Хагасов пепел.
— Да, не принято.
— Ты что не видел своего отца?
— Видел, — лицо мое непроницаемо.
— А что тогда?
Промолчал.
— Ладно что ты сделал, когда увидел отца в первый раз?
— Застрелил.
— Да ладно?!
— Он оспорил мое старшинство, и я убил его.
Десять секунд смотрел в ее широко раскрытые глаза, а затем рассмеялся:
— Ладно тебе. Видела бы ты свое лицо. Никогда не встречал тех, кто меня произвёл.
Она задумчиво протянула:
— Это что первая шутка от тебя, дхал?
— Тебе показалось, — я иронично поднял бровь.
— А всё-таки?
— Для кхунов — это пустырь смыслов. Я понимаю ваш семейный концепт, но для меня он неестественный.
— А как же ваша Мать?
— Это другое. Про дар свободы, управление и наставничество. В рамках того концепта, что она привнесла, в свое время соответственно она была чем-то средним между единоличной правительницей, Королевой, и Первейшим по силе ума чатуром. Мы чтим ее как первую и как спасительницу. Очевидно она нас не рожала. Если в вашем смысле — она родитель нашей культуры.
Кассандра вскочила, сбрасывая с себя одеяло.
— Тогда! — крикнула, не стеснялась наготы. — Смотри и плач, Великий Киллигор!
Расставила руки широко, а затем провела по крепкому телу.
— Эта красота завтра же отправиться в степь и больше тебе не видать ее, не пробовать сладость ее неба, и Сар не улыбнется тебе, даже Алт плачет над тем, насколько ты невезучий амтан. Я еще лет десять буду хороша, сладкая как скальный виноград, грациозная как степная курсун.
Она рассмеялась и уселась мне на ноги.
Касс, и вправду, была хороша. Истина. Тело, выкованное волей Всетворца — произведение абсолютного искусства. Красота ее сравнима с красотой двухцветного меча. Острое, мощное, объединение света и тьмы.
Вспоминал: мелькали лица и тела — она как смесь всех женщин-кханников. Собрала в себе лучшие черты. Они не дотягивали до нее, и это странно, ведь она всего лишь человек.
Я положил руки на ее бедра, сделал над собой усилие — улыбнулся.
— Но это все завтра, верно? День еще не закончился.
— Не закончился, верно, Кили, — она наклонилась к моему лицу, провела пальцем по сшитой щеке.
Да, шрам там чудовищный — еще один в общую коллекцию.
Она продолжала:
— В следующий раз, когда встретимся, тебя будет еще меньше. А потом еще, и еще. Неизбежно — и Странник так говорил. Небо печалит твоё упрямство, но оно необходимо.
— Я дхал. Это и вправду неизбежно, — я хлопнул ее по заднице и утянул вниз. — Не трать моё время.
***
Спустившись со второго этажа ночью, я застал пьющего Востра за столом главного зала Иззы.
Яла сидела рядом с ним, массируя его плечо:
— Пьешь?
— Вот, друг Танцор, — устало протянул он. — переживаю.
— Гляжу сблизились? — кивнул на Ялу.
— Да, — он погладил ее ладонь. — Против?
Пожал плечами.
— Не мое дело, — безразличие в голосе.
— Трогает плечо, — он неуверенно улыбнулся. — Оно перестает болеть. Прости за сентиментальность.
Я подсел за стол и налил в стакан ска’ва.
— Старая рана?
— Вроде того, — замялся он.
— Как получил?
Он поморщился:
— От тебя такой вопрос звучит как ирония или издевка.
Состроил удивленное лицо:
— И почему? Я изображаю участие — говорят это полезно для командного духа.
— Кто такое говорит?
— Я.
Востр хмыкнул.
Я опять насел:
— Так что за травма? Не доверяешь?
— Да причем здесь… Ладно, когда был мелким, я ходил адептом Яма. Во время исполнения одного из ритуалов мне разворотило плечо пулей. Вся история. Скучно.
— Когда?
— Эхо, — он махнул рукой.
— Это сколько тебе было, ты же совсем молодой?
— Девять, друг Танцор.
— Рана на всю жизнь?
— Ага, — он провёл рукой по щетине. — Я тогда задумался: “Эй, Яма, ведь ты не прикрыл”. И не хотелось всю жизнь с ним связывать. В начале то выбора и не было: я ж сирота. Да и после раны понимания пришлось ждать. В четырнадцать ушел в пехоту, сбежал. Потом умом отошел, конечно, в легионе поумнел.
Я перевёл тему:
— Знаешь что-нибудь про Распорядителя?
— Старик без члена.
Эхо удивления хлестнуло:
— Откуда такие подробности?
— Я близко знаю его фаворитку, — Востр нахмурился. — Какая там сейчас: жопастая, чернявая?
— Чернявая, да.
— Вот, Никой ее зовут — она и говорила. Она не первая, только пока мы здесь находимся — третья. Остальные сгинули, и никто их не видел.