Были ли правдивы утверждения Гамова, Антон не знал. В конце концов, он признавал право Комбата на собственную жилплощадь. Лично Антон давно привык ночевать в общей палате, так что вполне мирился с обществом остальных. Больше всего его поражала сверхъестественная способность Комбата неожиданно и бесшумно появляться там, где его не ждали. Было что-то в Комбате нечеловеческое. Странное…
Нытье прекратилось. Долговязый худой как дистрофик Борисов что-то сонно бормоча, встал, начал натягивать штаны. Завозился Горячев. Сменные ушли на караул, подталкиваемые Осипенко. Снова все затихло. Успокоились разбуженные бойцы. Пружины затихли. В темноте и тишине Антон и впал не то чтобы в сон, но в какую-то дремотную одеревенелость, как бывало у него при особенно сильной усталости. Не то спишь, не то дремлешь, не то бредишь. Лежишь, потея. Жарко, словно у тебя повышенная температура.
Внезапно почудилось Левченко, будто сознание его отделилось от тела, и он увидел самого себя со стороны, стоящим возле бетонной стены периметра и сторожко прислушивающимся к звукам с той стороны, приложив к холодной шероховатой поверхности ухо. И в какой-то момент он понял, что с той стороны что-то, в свою очередь, тоже прислушивается, обратившись в слух, замерев в неподвижной позе. И было это ощущение столь явственным, что чувствовалось буквально кожей.
Раздался странный тихий шорох, будто мелкая морская волна накатила на прибрежную гальку. Звук все усиливался, рос, его невозможно стало переносить, и он кинулся бежать назад, в башню. Черная каучуковая волна, поднявшись вровень с бетонкой, уже переливалась через нее, затопляя мостовые. Странная масса, так часто преследовавшая его в жутких снах, ползла вперед, укрывая черным тяжелым одеялом всё, что встречалось ей на пути. Сминала коробки домов, затопляла асфальт, поднимаясь все выше, вливаясь через выдавленные стекла в окна высотки. Гасли прожекторы на стенах, лампы в коридорах, и некому было поднять тревогу; все спали. Оставляя позади лишь чернильный хаос, масса текла вперед, заполняя собой все пустоты, наползая на тела спящих солдат, подчиняя все своей неумолимой воле. В какой-то момент Антон понял, что бежать некуда. И жаркая черная волна накрыла его с головой. Дышать стало нечем; он почувствовал, как расплавленная аспидная масса заливает его, и в самый последний момент, перед наступлением неизбежной развязки, он очнулся.
Полежал какое-то время на спине, успокаиваясь. Тихо, как мантру, шептал в рассветных сумерках Антон сокровенные слова, от которых приходит к нему спокойствие и чувствует он в себе силы жить дальше.
"Я – капля воды, путешествующая по Вселенной. Во мне отражается всё, что меня окружает, но я ничего не принимаю в себя, оставаясь такой же прозрачной, чистой и отстраненной…"
В проходе, бросая слабый отсвет в казарму, горит дежурная лампочка; светает, но очень слабо, неуверенно. Вой ветра прорывается сквозь толстые стеклопакеты. Стихия все еще бушует, понемногу ослабевая. Где-то там, в коридоре, переминается с ноги на ногу дневальный Осипенко, ему нельзя спать. Ночное одинокое стояние на тумбочке изнуряет. Заняться нечем, а спать нельзя ни в коем случае. Комбат любит проверять ночью посты. Наказание за сон на посту может быть довольно суровым – внеочередной наряд на материк. Но это не самое страшное. За действительно серьезные проступки полагается изгнание с Базы. Человек уходит с острова, и уже нет ему дороги назад. Были и такие случаи, как рассказывали Антону. Кто знает, что случилось с изгнанными? Вряд ли они живы. Может, прибились к какой-нибудь банде; отморозков в окрестностях хватает даже сейчас. Хотя, на Базе говорят, что кое-где в Питере люди живут в своих домах, как прежде. Самоубийцы…
Глава III
Полынь
– Взвод, подъем!
Нет противнее команды на свете; ее ненавидят все, кому доводилось служить в армии.
Антон резко открыл глаза. Паутинный угол на потолке при свете хмурого утра был четко различим. Паутина колыхалась от слабого дуновения сквозняка. Но как ни всматривался Антон в сплетение пыльных нитей, самого паука он никогда не замечал…
Устав Базы, конечно, не столь суров, как в настоящей армии. Время , отведенное на одевание , никем не засекается. Строиться в проходе навытяжку так же необязательно. Тем не менее, каждый знает, что если он замешкается, останется спать в кровати или как либо еще выкажет свое неудовольствие и несогласие с заведенными порядками, будет иметь дело с Комбатом. На этом обычно неповиновение прекращается. Если ты болен- отправляйся в лазарет. Вообще-то там два блока, мужской и женский, но женский до сих пор пустовал. Хотя, теперь…