А было это изображением фермы: белый квадратный дом, красная силосная башня, сарай, стена деревьев, необозримые открытые поля. Дом был сделан из чего-то вроде стирального порошка, сахара или соли. Силосная башня состояла из кусочков красной пластмассы и стекол, которые могли быть вытащены из разбитого лайт-бокса с надписью «вход». На изготовление деревьев явно пошли скрученные жгутиками конфетные обертки и полоски пенопласта от кофейных чашек и упаковки гамбургеров. Раздавленный попкорн стал краем пшеничного поля. Картина была одновременно и натуралистичной, и смутно искаженной, как настоящий пейзаж, подрагивающий в мареве летнего зноя.
Демон принялся добавлять детали. Я сел на сумку и стал наблюдать за его действиями. Одержимый работал при помощи осколков красного стекла: поправлял текстуру деревянного сарая. Осторожно дунул на пудру, направив ее на призрачные изображения водосточных желобов и оконные переплеты. Затем поскреб каблуком по мраморному полу, чтобы создать грязное пятно над домом, которое могло символизировать облако или огромную птицу. Чем дольше он работал, тем более знакомой становилась картина. Я никогда раньше не видел это место — по крайней мере, такую ферму я не помнил, — однако картина была на редкость необычна и привлекательна, напоминая живописные творения Нормана Рокуэлла. Скорее, я узнал идею фермы. Юнгианские демоны мысли были архетипами, воскрешаемыми коллективным бессознательным. Возможно, архетипы и являлись сутью архетипических художников.
Внезапно демон поднялся и, даже не удостоив законченную картину последним взглядом, зашагал прочь. Сделав шагов десять, потерял равновесие и упал. Примерно с минуту никто вокруг не сделал ни единого движения.
Наконец, держа руку на дубинке, вперед шагнул какой-то коп и о чем-то спросил демона. Вопроса я не разобрал. Одержимый с испуганным видом поднял голову. Полицейский помог ему встать. Одержимый посмотрел на свои порезанные стеклом руки, затем на окружавших его со всех сторон людей. Полицейский положил ему руку на плечо и повел за собой.
— Дэл!
Я узнал голос Лью, моего Самого Большого Брата. Он стоял в другом конце просторного вестибюля. Его жена, Амра, с притворным смущением покачала головой. Это было частью их обычного прикола: Лью шумный и бесцеремонный, ему наплевать на условности; Амра — образец благовоспитанности.
Лью встретил меня на полпути и тут же заключил в объятия, ударив животом как баскетбольным мячом. Он всегда был крупнее меня, а теперь стал на шесть дюймов выше и на сотню фунтов тяжелее.
— Господи! — воскликнул брат. — Где тебя носило так долго? В справочном бюро сообщили, что твой самолет прибыл час назад.
Борода Лью стала гуще с тех пор, как я видел его в последний раз полтора года назад, однако растительность на лице так и не смогла колонизировать свободные участки между ухом и подбородком.
— Извините, что опоздал. Всего лишь четыре пакетика героина в заднице. Привет, Амра!
— Привет, Дэл!
Я коротко прижал ее к себе. От Амры, как всегда, изумительно пахло. За время моего отсутствия она успела сменить прическу — достаточно коротко подстригла длинные блестящие черные волосы.
Лью снял с моего плеча ремень сумки и попытался забрать ее.
— Я сам, — возразил я.
— Пойдем, у тебя такой вид, будто ты неделю не спал, — ответил он, взяв сумку. — Черт, тяжелая. У тебя еще есть багаж?
— Только сумка.
— Да кто ты такой, вшивый бродяга, что ли? Ну хорошо, придется просить, чтобы автобус подогнали прямо к парковке… Иди за мной.
С этими словами он зашагал вперед, закинув мою сумку за спину.
— Ты слышал, что в аэропорте был демон? — спросила Амра.
— Я был там. Нас не выпускали из терминала до тех пор, пока он не исчез. Так что случилось с волосами Шер?
— Ой!.. — Амра сделала жест, как будто отгоняла муху. — Слишком долго рассказывать. Ты видел его? Кто это был? Надеюсь, не Камикадзе, а кто-то другой?
В выпусках новостей их называли по именам, как ураганы. Впрочем, большинство людей безмятежно проживали жизнь, так никого из них ни разу и не увидев. Я воочию лицезрел пятерых-шестерых, включая сегодняшнего. В этом плане мне повезло.
— Мне кажется, Художник. По крайней мере он рисовал картину.
Лью оглянулся и укоризненно посмотрел на Амру — мол, сколько можно, не пора ли прекратить разговоры на эту тему.
— Скорее всего это был самозванец, — произнес он. — На следующей неделе в городе состоится конференция, посвященная одержимости. Какой только сброд на нее не слетится…
— Не похоже, чтобы этот парень мошенничал, — возразил я. Безумная ухмылка. Двусмысленное подмигивание. — На него потом было страшно смотреть. Он напоминал выжатый лимон.