— Я знаю, — произнесла женщина. — Их отправили на тот свет.
— Нет-нет, я бы так не сказал.
Это почему же? Я взял со стола экземпляр статьи. Страницы — около двух десятков — были скреплены степлером. Я быстро пробежал глазами отрывок, в котором говорилось о том, что некоторые девочки, одержимые Ангелочком, знали вещи, которые были известны только другим Ангелочкам — причем таким, что жили в совершенно других штатах и даже в другое время.
— Значит, вы его не видели? Я имею в виду, доктора Рама? — спросил я.
Моя собеседница отрицательно покачала головой.
— Его материалы уже лежали на столе, когда я принесла сюда свои. Но если я случайно его встречу, то могу передать, что вы его искали.
— Нет-нет! Не надо, — поспешил возразить я. — Я сам найду его. — Взяв в руки ее статью, я добавил: — Благодарю вас вот за это. Похоже, интересная работа.
С этими словами я повернулся и пошел прочь, делая вид, что на ходу читаю ее статью, причем с огромным интересом. Команда исследователей провела опрос очевидцев таких посещений начиная с сороковых годов. Акцент был сделан на то, что говорили при этом Ангелочки и о чем молчали газеты. После этого точно так же команда исследователей опросила родственников тех, кто умер в результате подобных визитов. Таким образом, удалось выяснить пару любопытных вещей. Во-первых, Ангелочкам было известно про пациентов то, что посторонний человек никак не мог знать. А во-вторых, Ангелочки были в курсе подробностей предыдущих визитов, о которых пресса предпочитала молчать.
Дойдя до последних столов, я оглянулся. Женщина не смотрела в мою сторону, но между нами никого не было. Листки бумаги я сунул в сумку. В нескольких футах от себя я заметил урну. Мне меньше всего хотелось оскорблять мою собеседницу в лучших чувствах, и я не стал бросать ее статью в мусорницу прямо у нее на глазах.
А в том, что статья заслуживала такой участи, сомнений не было. Ну и что, что эти представители «чуждого разума» знали вещи, которые им не полагалось знать, и после того, как в них вселялся Ангелочек, сохраняли прежнюю «личность». На любом школьном дне науки в ответ на такие заявления вы бы наверняка услышали скептическое «м-да…»
А эта псевдонаучная фразочка «чуждый разум». Между столами словно шло негласное соревнование, кто выдумает термин позаковыристее: мнемонические образы, архетип, прецедентные личности, вариант синдрома одержимости (ВСО), дискретно-вариабельное сознание (ДВС), социально-сконструированная альтернативная личность (CСАЛЬТ).
Думаю, ни один из этих наукообразных ярлыков не приживется. Чем хуже слово «демон»? Слово «одержимость»? Ведь даже школьник, и тот способен сделать грамматический разбор предложения «Я одержим демоном» — подлежащее, сказуемое, дополнение.
Я обошел зал, стараясь держаться подальше от группок участников, у которых здесь, как я понял, было также что-то вроде встречи выпускников. Для представителей ученого мира конференция — удобное место для общения с друзьями, потому что где им еще встречаться, как не здесь? Читать заголовки стендов было выше моих сил. Больше всего на свете мне хотелось выскользнуть в единственную имевшуюся здесь дверь — ту, через которую я вошел. Лямка сумки больно врезалась в плечо. Лицо раскраснелось и горело.
В десяти футах от двери проход загораживала группа людей, пришедших на презентацию. Экрана не было — этой цели служила белая стена. Я плечом растолкал толпу и поднял взгляд на стену в тот самый момент, когда картинка сменилась. Это было изображение фермы, которую Художник нарисовал в аэропорту — тот самый белый домик самой фермы, красная силосная башня и бурый сарай, золотые поля в окружении деревьев. Правда, в отличие от картинки в аэропорту эта была нарисована на кирпичной стене какого-то дома и имела более внушительные размеры, если судить по гаражной двери на краю изображения — как минимум пятьдесят футов в длину и около двадцати в высоту. Затем картинка сменилась — теперь это был нарисованный мелом мальчик в плавках. Обхватив руками колени, он сидел на валуне посреди реки. Через плечо, словно плащ, переброшено полотенце.
Существо, обитавшее в моей голове, тотчас дернулось и вздрогнуло; к горлу подступила тошнота. Я пулей выскочил из кучи народа, и наплевать, что спину мне обожгли чьи-то недоуменные взгляды. Я выбрался в коридор и зашагал вниз по лестнице, которая вела к выходу — к озеру и свежему ветру.