Они до сих пор не решались назвать меня Хеллионом и упорно продолжали обращаться ко мне по имени Дэл. Поэтому существо в моей голове так и оставалось безымянным эмбрионом: мальчишка или даже просто «он».
— Притих, — ответил я.
Он не подавал признаков жизни после сеанса гипноза. Впрочем, не думаю, чтобы для него время существовало как таковое. Он был без сознания, вслепую бродил по своей клетке, думая, как ему из нее сбежать. Скорее всего он спал урывками, и лишь иногда, когда кошмар заявлял о себе с полной силой, или к нему в клетку сквозь небольшое отверстие, которое я открывал, проникал свет, бедняга возбуждался. Начиная с той автокатастрофы, я по ночам оставлял дверь клетки приоткрытой — сам того не ведая.
После сеанса с Вальдхаймами я начал закрывать ее на ночь, более того, повесил тройной замок. Запирал крепко-накрепко, как делал в те годы, когда я думал, что он исчез, то есть в промежуток между «курсом лечения» у доктора Аарон и моим прыжком сквозь дорожное заграждение в Колорадо. Теперь, когда я отдаю себе отчет в своих действиях, возможно, мне удастся удерживать его взаперти долгие годы. Может быть, я даже сумею бросить его в бездонную темницу, из которой ему никогда не выбраться на свободу.
Но тогда мне придется научиться жить с самим собой.
— А какова твоя теория насчет фермы? — спросил я, вставая с места, подвел ее к полутора или двум десяткам изображений и взял наиболее свежее. — Это творение Художника я видел в аэропорту О'Хара пару недель назад. Нет, даже меньше. Сегодня вторник. Я прилетел в Чикаго десять дней назад.
Полицейский, а может, какой-то репортер сумел сделать снимок коллажа из попкорна и оберток: причудливый домишко, красная силосная башня и сарай в обрамлении треугольников полей. Эта картина показалась мне до боли знакомой еще тогда, в аэропорту, хотя и поразила меня с меньшей силой, нежели портреты Лью и моей матери. Странно, если учесть, что я никогда не жил ни на какой ферме.
— Ты не задавался вопросом насчет пятна? — спросила Мег и указала на размытую кляксу в небе над домом. В аэропорту Художник создал ее, потерев каблуком о плитки пола. — Оно присутствует на всех картинах.
— Неужели?
Я взял второе фото, затем третье. На каждом было изображение все той же фермы лишь с той разницей, что на одном это была зима, на другом — лето, на третьем — ночь. Мег была права — пятно присутствовало на всех без исключения, правда, на ночных картинках оно было представлено слабым свечением.
— Мы могли бы задействовать экспертов, — сказала Мег. — Пока мы воздерживались и никого не приглашали. Хотели, чтобы ты обвыкся в новой обстановке. Но теперь…
— Нет, не надо никаких посторонних.
Мег слегка нахмурилась. Разумеется, им не терпелось пригласить экспертов. Их тайное сообщество в полном составе примчалось бы сюда на всех парах, чтобы хоть одним глазком взглянуть на меня.
— Обещайте, что не станете никого звать, — попросил я.
Она дотронулась до моего плеча.
— Не станем, обещаю.
Я отодвинулся от нее — шея моя горела — и наклонился за новой картинкой.
— Кстати, — произнес я, не глядя в сторону Мег, — какие существуют теории насчет этого пятна?
— Оно слишком смазанное и потому вряд ли служит подписью автора, — промолвила Мег спокойным тоном исследователя. — Хотя и присутствует на всех картинах. Может быть, это птица, а может, поскольку оно присутствует и ночью, самолет…
— Черт! — вырвалось у меня.
Я вытаращил глаза.
— Я знаю, где это видел! — воскликнул я и, подняв с пола несколько запечатанных в пластик картинок, направился к выходу.
— Эй, в чем дело? — крикнула мне в спину Мег.
— Я должен кое-что забрать у моей матери — кое-что из того, что хранится у нее в подвале.
Нужно срочно разбудить О'Коннел. Если она откажется поехать со мной, я буду вынужден позаимствовать ключи от ее грузовика.
— Мне срочно нужно в Чикаго.
Окрестности Денвера, штат Колорадо, 1955 год
За их спинами взревел самолет: он летел так низко, что сорвал с президента кепку. Эйзенхауэра он застал врасплох. Президент неудачно размахнулся, и мяч улетел в деревья. Президент задрал голову, глядя на брюхо машины, летевшей так низко, что были видны ровные ряды заклепок.
Самолет унесся прочь и вскоре исчез за горой. Президент выругался, что делал крайне редко. Затем повернулся к своему партнеру по гольфу, Джорджу Аллену, и сказал: