— А то что? Думаешь ты сможешь убить меня? Ты даже зарядить оружие не можешь, жалкий отброс.
Эрхом медленным шагом направлялся к своей жертве, которая уже забилась в угол. Толстые пальцы роняли и поднимали патрон по несколько раз, руки тряслись, а по телу тёк пот. Взгляд же урода был прикован к глазам убийцы, пришедшим за его головой. Серые, пустые, такие же безжизненные, как и лицо.
Обычно лицо человека является отражением всего мира, зеркалом души. Каждое непроизводное движение мускулом, лёгкое поднятие уголков губ, всё это происходит непроизвольно, делая лицо живым и настоящим. На лице появляются ответные реакции на шутку, раздражение или угрозу.
На лице же Поджигателя не было ничего, лишь пустота, свойственная психически больному человеку. Ни одной эмоции. Жуткое зрелище, которое с каждой секундой становилось ещё ужаснее. Ведь этот взгляд приковывал к себе, а в зрачках Эрхома начало появляться отражение души того, на кого был обращён взгляд. Он смотрел прямо внутрь человека, погружался в его сознание, память и начинал всё это поглощать изнутри, не оставляя от своей жертвы ничего.
— НЕТ! — От страха жирдяй уже стал полностью седым, но чудом успел вставить патрон в патронник.
Раздался выстрел. Десяток игл пробил тело Эрхома насквозь. Грудь превратилось в решето. Жирдяй даже был готов поклясться, что видел сердце, которое било в конвульсиях. А после он умер, под разочарованный вздох своего убийцы.
Щупальца Эрхома же уже доели павших, после чего с неутолимым голодом также набросились и на жирного главаря. Его тело также стремительно посерело, а раны Поджигателя начали затягиваться чёрной пеленой.
Второй причиной подобного хобби стал неутолимый голод. Если Эрхом долго кого-то не убивал, у него начиналось что-то вроде ломок. Поэтому ему было необходимы жертвы, которыми становились подобные отребья. Поэтому же Эрхом и не считал себя героем. Ведь когда в мире не останется убийц, то наступит очередь воров, после хулиганов. Он будет убивать всех, каждый раз поднимая планку уровня «невинности», до тех пор, пока не останется никого. Ведь по-настоящему невинных в этом мире нет, виноваты все, вопрос лишь в том насколько велика их вина. Бандиты виноваты в убийствах, мирное население в бездействии, офицеры в халатности. Эрхом всегда сможет найти причину для обвинения. Впрочем, вряд ли Артур Лоренц доживёт до того дня, когда исчезнут настоящие преступники. Этих ублюдков ему хватит с лихвой до конца его бессмысленной жизни.
Глава 4
Маркус Бернглер.
— Вы, как и всегда, прекрасны, — с улыбкой произнёс Маркус на ресепшене.
— Спасибо, вы тоже, — смущённо ответила работница, которая устроилась сюда недавно. — Сейчас спрошу по поводу вашего вопроса.
И она не льстила. Маркус Бернглер подготовился к этому дню с особой тщательностью. Рубашка была постирана и выглажена, сверху красовался деловой пиджак, который как и брюки достались от покойного деда. Правда с одеколоном всё же вышла промашка. Маркус с ним переборщил. За то несмотря на дрожащие руки удалось побриться и не поцарапаться. Теперь, казалось, будто Бернглер помолодел лет на десять.
— Пройдите в кабинет директора, пожалуйста, — после звонка работница вновь обратилась к ожидающему её ответа.
— Хорошо, — с всё той же яркой улыбкой ответил Маркус и уверенной походкой отправился по знакомому коридору.
Дойдя до нужного кабинета Бернглер постучал в дверь после чего вошёл. Внутри никого не было, хотя Маркус готов был поклясться, что слышал, как ему сказали войти.
— Странно, — немного смутился мужчина, но решил уже подождать внутри, чтобы не выглядеть глупо.
Кабинет директора был обычным и крайне скромным, даже немного тесным. Горы бумаги находились на столе, на полках и даже на полу. Места здесь было действительно маловато. Обои тоже уже начали слазить, а потолок неплохо было бы заново побелить, с финансированием здесь явно проблемы, даже в кулере воды нет, а кондиционер весит лишь для вида и давно уже не работает. Если так всё плохо у директора…
Внезапно взгляд оказался прикован к окну, а точнее к тому, что находилось за ним. Там во внутреннем дворе, в небольшом парке прогуливалась уже подросшая девочка. Её яркие золотистые волосы волнами ложились на плечи, а яркие голубые глаза излучали радость, за которой скрывалась вполне свойственная грусть. Ей было семь или шесть лет, может быть восемь, точно Маркус, к своему стыду, сказать не мог. Девочку звали Эльза, красивое имя.
— О, вы пришли раньше, чем я думала. Но лучше бы подождали снаружи, — незаметно вернулась директор, которая уже хорошо знала Маркуса.