Земля сверкала белизной. Подмораживало. Чернели только машинные колеи на нижней дороге, и Сергей с трудом нашел вчерашнюю тропку через ручей. Поскальзываясь и поддерживая полную врачиху, они добрались до Алешкиного дома, и, пока шли, Сергей все оглядывал косогорные проулки, будто хотел увидеть борозду от проползшего здесь Алешки. Все было чисто. Чисто было и перед домом, и только за угол сворачивала торопливая узкая стежка. Снег плотно лежал на низкой крыше, на ветках двух кустиков у стены и вдоль оконных наличников.
Сергей потоптался перед дверью в коридор, хотел было ее толкнуть, но увидел, что накидная планка заткнута щепочкой и цепочка следов за угол бежала от этой двери. Дома никого не было. Он тряхнул дверь. Зазвенела планка, посыпался снег.
Из второй половины дома вышла накрытая шалью женщина, в халате и галошах на босу ногу.
— Вам что тут, гражданин?
— Я к Кузнецовым…
— Она в магазин убежала, просила ребенка глянуть, если закричит…
— Алексей не приходил сегодня домой?
— Сам-то? Не слышала. Утром забегал с ребятами, дак ушел. Я как раз со смены вернулась.
— Та-ак, — сказал Сергей. Инструктор с врачихой переглянулись. — Та-ак. Да. Ну что же. — Он сел на покрытую снегом завалину. — Та-ак.
— Ключ у меня есть от комнаты, только я вам не дам. Тут обождете. Она скоро заявится, — женщина хлопнула галошами и ушла.
Инструктор с врачихой негромко переговаривались. Инструктор курил.
Сергей, сидя, утрамбовывал подошвами снег. Снег был белый и сухой и не хотел сразу плотно спрессовываться под ногами, тянулся за подошвами и осыпался с краев.
Разглядывая добротные ранты ботинок, Сергей вспомнил, как они познакомились с Алешкой.
Выходит, это было давно, через три года после окончания войны. Они сдавали вступительные экзамены в мореходку, жить в прибалтийском городке было негде, и им всем на ночь предоставляли большой кубрик в огромной, холодной, дореволюционной постройки кавалергардской казарме. За несколько экзаменационных дней в кубрике образовались свои компанейские уголки, и был порядок, пока до отбоя за ним смотрели старшины из сверхсрочников и старших юнг. Веселье начиналось после отбоя. Где тихо пели под гитару, где играли в карты, где рассказывали лихие послевоенные истории, от которых полыхали уши и холодело в душе. Кто-то воровал, и пойманного с поличным жестоко били, устраивая «темную» под хлопчатобумажным финским одеялом, и это была первая из честных флотских традиций, которую принял Сергей. Редко кому удавалось что-нибудь почитать из учебника в свете белой ночи, лежа на двухэтажной кровати, потому что затихали только к рассвету, когда сваливал сон. Однако наибольшее веселье вызывал «велосипед».
Однажды Сергей проснулся оттого, что его тащили с верхней койки.
Вокруг стоял крик. Круглолицый коренастый парнишка в домотканой косоворотке прижался спиной к его койке, а на него лезли три разгоряченных кореша. В проходе толпились любопытные.
— Тебе что, больше других надо?
— Зачем вы подло делаете? Зачем нитками привязываете? Вы что, фашисты?
— Ты еще обзываешься, мордатый! Да ты знаешь, на кого тянешь? Мы…
Сергей спрыгнул с койки, схватил на всякий случай свой солдатский ботинок с подковкой на каблуке, и неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не появился дежурный старшина.
Двоих корешков как ветром сдуло, но одного они все-таки прижали к койке, и старшина увел его с собой. С такими начальство не церемонилось: поступающих было больше чем надо.
Когда толпа разошлась, парнишка, еще вздрагивая и едва не плача, сказал Сергею:
— Чересчур крепко ты спишь! Они же тебе бумагу ниткой к пальцам привязывали, знаешь какой был бы «велосипед»?
Сергей уже видел эту забаву: спящему между пальцами ног всовывали клочки бумаги и поджигали, и тот спросонья, от боли, сучил ногами, будто крутил педали. Это называлось «велосипед».
Так они познакомились. Выходит, давно это было, и с того вечера пошла их общая жизнь, а до того она текла раздельно, и теперь вот…
Что же будет теперь?
Захрустел снежок за углом, быстро вышла Надя и остановилась. Редкие снежинки светились на ее рыжеватых волосах.
— Здравствуйте, Сергей Александрович! Вы что?.. — сказала она, и глаза ее стали темнеть. — Вы что?
— Мы к вам по делу, — сказал инструктор парткома, — здесь холодно, пойдемте в дом.
— Что, Сергей Александрович, случилось что? Ну что вы онемели! — говорила она, открывая дверь, идя по коридору, звякая ключом во второй двери. — Ну что вы, говорите же!
— Да так, Надя, ты только не волнуйся, тут видишь ли что…