— Эк, из него энергия прет! Хорошо корешей иметь, а, Любок?
— Энергия прет! Просила же я тебя не пить. Теперь вот ногу сломал. Не надо мне твоих корешей! Тебя ждешь, ждешь, раз в город выйдешь, и что? И до чего же все как-то получается!
Потом, видя, как твердеют и смыкаются его губы, она заговорила тише, но еще надсадней:
— Ты думаешь, мне легко, да? Смену отработаешь, а ночь-в-полночь реви в подушку, а дома и живого-то — только дед Серега прокуренный. Я его кашля на всю жизнь наслушалась!
Любаша всунула руки в рукава пальто, как в муфту, и прислонилась к углу дома.
— Ой, Васенька, пока тебя нет, ни работа не радует, ничего. Расписаться! А когда в город переедем? Три Ручья вот так обрыдли!
— Отодвинься от дома, пальто вымажешь. И давай попробуем без истерик. Замуж — ты сама решиться не можешь. И деда Серегу не тронь, он еще тот мужик.
— Все они у тебя еще те! — Любаша сдвинула на губы край цветного шарфа и отвернулась.
Люди уже разошлись, убавилось фонарей, и на вывеске у входа, потрескивая, слабо светились только четыре буквы «…оран». Подошла толстая сторожиха, остановилась, словно вросла в землю, уставилась на них.
— Не бойся, тетенька, видишь, ногу подвернул.
Сторожиха помолчала, потом неожиданно сочным голосом сказала:
— А я и не боюсь, раз вы с женщиной. Которы одне — тех надо бояться.
— А я-то что, похоже, с женщиной? Это ж не моя она, тетенька.
— Я знаю.
Из-за угла появился запыхавшийся Толик Лавренюк.
— Дело — полный швах, такси нигде нет. Что делать будем?
— Попробуем идти так, — сказал Вася.
— С ума сошел!
— Вы лучше «скору помощь» вызовите, — вмешалась сторожиха, — она завсегда приедет. А там уж вам ногу вправят и такси вызовут. Тут автомат только монеты глотает, — махнула она рукой в сторону ресторана, — справный возле детсада, на Рыбачьей.
— А что — гранд-идея! Бегу, а?
— Ее-от возьми, — сказала сторожиха, — женщине поверят точно, а то подумают: пьяный куражится.
Но Любаша отрезала:
— Никуда я не пойду, вот и все.
Толик стоял в нерешительности, смотрел поверх Васиной головы.
— Зря. Все-таки женщины-от поверят. Да я вашего друга покараулю заодно, чего уж тут.
— А ты чего, тетя, караулишь?
— Что положено, то и караулю.
— Ну, везет мне сегодня на караульщиков, — вздохнул Вася Шурухин, — вызывайте машину, не торчать же тут. Сходи, Любок, позвони.
Любаша запахнула воротник, толчком оторвалась от угла и быстро пошла на Рыбачью улицу, вниз. Пройдя несколько метров, сказала Васе строго:
— Только смотри сиди, нас жди!
Толя Лавренюк побежал за ней.
Вася Шурухин сидел такой бледный, что сторожиха наклонилась к нему. Лицо у нее оказалось неожиданно молодое.
— Здорово болит? Эх вы, мужики! Все шумите, драться лезете, а бесприютные — хуже ночного сторожа! — она засмеялась. — Много вашего брата тут, а после этого, — она кивнула на ресторан, — и голову приклонить некуда. Только шум да пустая трата денег!
Вася молчал и курил.
— Больно, значит? У мово отца, когда так случилось, он знаешь что сделал? Матери сказал: становись на ногу, ногу держи. А сам как повернется — и все на место стало. Во мужик был, самому ничего, а у матери аж пот на лбу!
Сторожихе явно было скучно.
— А дружок-от у тебя обходительной. Я видала, как он ей на Октябрьских машину у пьяных отбивал, отбил. Такой обходительной, нахальной, не то что ты. Язык-от от боли проглотил?
— Вообще трепаться не люблю… Ну-ка, будь друг, стань-ка мне на ногу, тетенька, попробую, как твой батя сделал.
— Ой, да вдруг хуже будет!
— Хуже теперь не будет… Держи коленку! — Вася помедлил, соображая, в какую же сторону нужно теперь повернуться. Дернулся, потом еще раз. Коленка вроде бы стала на место, даже боли Вася не успел заметить, потому что перекусил пополам сигарету и табак расползся по языку.
Вася сплюнул:
— Ну вот!.. Что-то ты толстая, а легкая больно, а?
— Это у меня для храбрости одежек понадевано, — ответила она, — я же еще молодая, али не видно?
— Видно. Чего же — в сторожихах?
— Способней так. Ночь дежурю, три дня свободная. Я на кулинара выучиться хочу, а стипендия — мала.
— Ну, давай на кулинара. Спасибо.
— Ты куда? Твои же — сюда придут.
— Скажи, что к ним похромал…
Вася шел все быстрее и быстрее и не заметил, как почти побежал. У детсада Любаши с Толиком не было, а когда он повернул к ресторану, то увидел, как оттуда вниз, к порту, промелькнула над штакетником продолговатая желто блеснувшая крыша «Волги». Вася посмотрел на часы. М-да, разошлись… И последний катер на Три Ручья отвалит через четыре минуты.