Он машинально развернул еще один пакетик чуингама. Да… Ситуация — и до пенсии не дотянуть, разве что до порта приписки… Проклятый Роттердам!
В ходовой рубке пайлот Гаврила Тебеньков сказал что-то веселое, оба помощника и даже рулевой Мустафа Мефистоев хихикнули, и, очнувшись, Семен Степаныч услышал ответ старпома:
— А у нас примета: не хочешь бэмса с таможней — покупки никогда не перекладывай. Куда балочку со шмутками бросил — там пусть и лежит!
— Это же прозорливым надо быть! — воскликнул Тебеньков.
— А у нас непрозорливых на работу не принимают…
«Конечно, — подумал Зернов, — и этот туда же…»
Двигатель мерно пошатывал рубку, и Семен Степаныч понял, что делать нечего — надо жить дальше. Он посмотрел — для зарядки — карту залива и снова вышел на мостик.
— Ну что тут?
— Молоко, мастер, даже не молоко, а сметана! О! — палубы не видно, — ответил от локатора лоцман, аппетитно отхлебывая из чашечки и похрустывая рахат-лукумом. И Семен Степаныч нашарил — со свету — поднос и кофейник, выложил жвачку на поднос и налил кофе себе: явно требовались физические силы и ясность рассудка.
Тут и начальник рации доложил, что порт не отвечает.
— И не ответит, — подтвердил Тебеньков, — зона непроходимости. Вот повернем — тогда…
Однако не успели еще звуки лоцманского «о» выкатиться в приоткрытую на крыло дверь, как порт вышел на связь сам.
— «Затонск», «Затонск», ответьте порту!
— На связи «Затонск», — изумленно ответил стоявший всех ближе к аппарату Тебеньков.
— Капитана к микрофону… Говорите!
— Странно, — озадаченно протянул Тебеньков, передавая капитану горячую трубку.
А мостик между тем заполнило достойное народной артистки Елены Образцовой меццо-сопрано:
— Семен Степаныч? С приходом, Малыш. Это я.
— Д-Дусёныш?! — завопил Семен Степаныч. — Как ты со мной связалась? Ты где?
— Я здесь, здесь, в Мурманске. Мы сегодня прилетели…
— Ничего не понимаю, Д-Дусёныш…
— Что значит — не понимаю? Почему ты заикаешься? Док телеграфировал из Роттердама, чтобы я сюда обязательно приехала… Ты что, недоволен сюрпризом, Малыш?
— Д-Дусёныш, я сейчас перейду на другую рацию, на другую, понимаешь? чтоб здесь… чтоб здесь не мешать. Я мигом!
Капитан Зернов бросился в радиорубку, где догадливый радист уже нажимал необходимые клавиши, цеплялся за волну порта. Лоцман Тебеньков повторил в заметном замешательстве:
— Странно… Отсюда еще никому с портом говорить не удавалось…
— Пр-р-оходимост… — многозначительно, но тихо, сам для себя, заметил рулевой Мустафа Мефистоев, — вот — пр-р-оходимост!
Следует, кстати, сказать и о супруге капитана Зернова Евдокии Якимовне. Ее полный портрет предугадал еще задолго до нашей эры все тот же Аристотель:
«Достоинство женщины составляют в физическом отношении красота и рост, а в нравственном — скромность и трудолюбие без низости».
Именно такой была Евдокия Якимовна, если к тому же принять во внимание, что под низостью у древних эллинов подразумевался черный физический труд.
Евдокия Якимовна сама подбирала в отделе кадров пароходства буфетчиц своему капитану:
— Я понимаю, Малыш, тебе придется переносить вредные для мужского организма ограничения, но зато тебя никто никогда не обвинит в том, что буфетчица у тебя командует судном. А я, поверь, никогда не упрекну тебя за застиранные рубашки!
Это капитана Зернова устраивало с лихвой.
— …Д-Дусёныш! — проникновенно прошептал он в микрофон. — Понимаешь, кроме причала, нужна приходная комиссия, а главное — зачет хотя бы по одной трубе.
— Перестань заикаться, наконец! О какой трубе ты говоришь?
— Об одной из тех, что мы привезли… Понимаешь, зачет. До Нового года. Понимаешь? У меня есть…
— Не спеши, все пригодится. И это не телефонный разговор, хотя я говорю с квартиры…
— Почему с квартиры?!
— Малыш, ты забыл. Сервис в наше время поднялся так высоко, что временами его просто не видно. Я выхожу из положения… Сообщи, о какой именно трубе идет речь?
— То есть?
— Малыш, ты привез их тысячи. С какого трюма?
— С первого. Или со второго.
— Конкретнее, Малыш.
— Со второго.
— Хорошо. Я найду тебя здесь через пятнадцать минут.
…Когда Семен Степаныч вернулся в ходовую рубку, «Затонск» поворачивал в южное колено залива, а в туман уже можно было вколачивать гвозди.
Лоцман Гаврила Тебеньков наблюдал в локатор за обстановкой, жевал рахат-лукум и одновременно говорил, манипулируя всеми наличными средствами связи: рулевому: «Одерживай. Так держать!», старпому: «Приготовиться принять буксиры с правого борта», четвертому штурману: «Машине — самый малый!», службе движения: «Уточните, как будет разворачиваться «Дедово», портнадзору: «Через полчаса высылайте швартовщиков», буксирам: «Каждому становиться на два конца!», рейдовой службе: «Да, это «Затонск» вас на юг проходит», капитану: «А с диспетчером порта, пароходства и «Трансфлотом», мастер, говорите сами!»