«Все после», — напомнил он себе.
И, отчаявшись — а отчасти понадеявшись на везение — отвесил своей обретенной надежде хлесткую пощечину. Одну, вторую, третью.
Тело судорожно дернулось под руками, и она открыла глаза.
В этот миг Уннар-зашу почудилось, что весь мир вокруг — и великая степь, и хрустальный небесный купол, и застывшие в напряженном ожидании его верные воины — все сжалось в горошину и мгновенно утонуло в переливчатых женских глазах.
Он выругался в сердцах, будучи не в силах оторваться от этого явленного духами чуда. Никогда, никогда не рождалось в степи подобных людей — с ярко-синими волосами и глазами, не имеющими цвета. Радужки неведомо как попавшей в степь женщины казались абсолютно белыми, с темно-серыми ободками по краю, но при этом переливались всеми цветами радуги словно бриллиант под лучами солнца.
Женщина моргнула, непонимающе уставившись на Уннар-заша, а потом… Улыбнулась и протянула к нему руки.
Он невольно отшатнулся. Вот уж чего-чего, а этого ждал в самую последнюю очередь. Ибо привык, что скромность и целомудрие красят женщину Великой Степи. Уннар-заш молча протянул женщине флягу с водой, та приняла ее и начала жадно пить, поглядывая на воина из-под иссиня-черных ресниц. А Уннар-заш отчего-то пожалел, что не заглянул в ее медальон. Нет, конечно же, он мог сделать это в любой момент, но…вдруг смутился под пристальным взглядом радужных глаз.
Ну, а что дальше?
Он понимал, что женщина явилась из-за Гиблых Радуг. Из страны, неведомой и враждебной, где все люди обладают такой вот белой кожей и тонкими, непрочными костями. Точно так же он знал, что преподнесет ее в дар Повелителю, и тот простит своего кровного брата. Тонкие женщины ценились дороже золота, ибо несравненно владели искусством любовных утех и, к несчастью, были недолговечными цветами гарема Повелителя. Умирали в первых же родах. Однажды Повелителю привозили такую же, тонкую и бледную. Она прожила всего год и погибла в муках, так и не разродившись. Младенца достали, но он тоже оказался слишком слаб, чтобы выжить.
— Я отвезу тебя Повелителю, — сказал тихо Уннар-заш, — и снова стану Уннар-даланном, ближайшим советником и кровным братом. А ты станешь Ан-далемм, любимой его наложницей и розой Хеттра.
Она подавилась водой, отняла флягу ото рта. А затем тихо спросила на ломаном языке империи Зу-Ханн:
— Что… такое Хеттр?
— В твоей стране говорят на языке империи? — Уннар-заш не стал скрывать удивления, — воистину, Зу-Ханн охватила весь мир!
— В моей… стране? — внезапно женщина глубоко задумалась, гладкий высокий лоб прочертила вертикальная ниточка-морщина.
«Э, нет, так не пойдет. Ан-далемм не должна утруждать себя размышлениями любого рода».
Уннар-заш не удержался и дотронулся до ее лба, разглаживая, стирая противную взгляду складочку.
Кажется, женщина даже не обратила внимания на прикосновение огрубевших пальцев. Она растерянно посмотрела на Уннар-заша.
— Я… не помню… где я жила раньше.
«Ну и ладно, зачем оно тебе?» — он усмехнулся, потом успокаивающе взял ее за руку.
— Это неважно, Ан-далемм. После того, как я отвезу тебя Повелителю, твое прошлое не будет иметь никакого значения.
— Ты так странно… меня называешь, — пробормотала она, — почему? У меня… кажется… было имя. Но я…
Она закрыла глаза и горестно вздохнула.
— Все неважно, Ан-далемм. Если Повелитель пожелает, он даст тебе имя. И это же имя будет начертано на двери твоей погребальной комнаты.
Плечи женщины мелко затряслись. Ну вот, еще не хватало слез!
— Но, полагаю, ты не умрешь быстро, — поспешно сказал Уннар-заш, — Повелитель будет ценить тебя превыше многих.
Внезапно он понял, что женщина смеется. Затем, внезапно умолкнув, она в упор взглянула на Уннар-заша.
— Что ты хочешь получить, если… подаришь меня вашему… как там его…
— Повелителю, — подсказал Уннар-заш, — если я отвезу тебя к нему, то буду прощен и вернусь ко двору. Я перестану быть заш, изгнанником, и стану Уннар-даланн, тем, кем был раньше. Советником. Кровным братом.
— А если я откажусь? Не захочу?
Уннар-заш пожал плечами.
— Тогда мне придется тебя убить, Ан-далемм. У тебя должен быть хозяин.
Она помолчала несколько мгновений, и снова досадная морщинка прочертила белый лоб. Будущая Ан-далемм размышляла, ее тонкие пальцы механически перебирали серебряную цепочку с медальоном. Затем она вновь подняла взгляд на Уннар-заша, и взгляд этот не пророчил ничего хорошего.