- Слушал ты меня всегда внимательно, - согласилась мама, - как и твой отец. Только вот далеко не всегда следовали вы моим советам.
- У каждого из нас своя голова на плечах есть, - улыбнулся я. - Ведь ты не можешь думать еще и за нас обоих.
- Ах ты, несносный мальчишка! - воскликнула мама, даже слегка замахнувшись на меня. - Весь в своего отца. Ступай, спасай барышень от него, - добавила она, - а то твой отец может до смерти замучить их своими военными похождениями.
Я кивнул маме и поспешил в библиотеку. Только там отец мог "развлекать" гостей. Он сидел в своем любимом глубоком кресле, поигрывал трубкой, но, судя по отсутствию запаха табачного дыма, все же не курил.
- И вот, - с обычным пафосом говорил отец, - альбионцы начали сжимать кольцо. В окружение попали части нашего воздушного десанта и допустить их полного истребления, а все шло именно к этому, командование не могло. И тогда нашу бригаду отправили в прорыв.
Вот на этом "самом интересном" месте я и прервал его.
- Отец, - сказал я, проходя через библиотеку к ним, - матушка хочет побеседовать с тобой. Она не сказала мне, о чем именно, - добавил я, предупреждая вполне закономерный вопрос.
- В следующий раз, - взмахнул трубкой отец, - я обязательно вам дорасскажу эту историю.
- Конечно-конечно, - закивали барышни, весьма умело изображая заинтересованность и легкое разочарование от прерванного рассказа. Наименее натурально, надо сказать, получилось как раз у Елены.
- Мне надо одеться потеплей, - сказала она мне, когда отец вышел из библиотеки. - Давайте встретимся через полчаса.
- Через полчаса в холле, - кивнул я. - Буду ждать вас с редким нетерпением.
Температура к полудню не только не поднялась, наоборот, стало только холоднее на пару градусов. Поэтому я поверх шерстяного мундира надел шинель и малость неуставную каракулевую шапку. По идее, драгуны носили либо шлемы с теплым подшлемником, либо фуражку с намотанным поверх нее башлыком. Но что хорошо для фронта, для прогулки по городу с барышней совсем не годилось. Я решил немного пофорсить и надел поверх шинели портупею с форменной шпагой, на ножнах которой красовался тевтонский крест, и массивную кобуру с трофейным револьвером. После Баварского инцидента я постоянно носил его с собой. Даже сам не знаю, зачем.
В холе я был, как любой приличный человек, за десять минут до встречи. Чтобы не потеть в жарко натопленном холе, я снял шинель, вместе с перевязью, повесив их на вешалку и нахлобучив сверху шапку. Получилось, как будто у дверей стоят двое, только один почему-то висит в воздухе.
- Уже ждете меня? - вошла в холл Елена.
- Недолго, - ответил я. - Просто, как обычно, пришел раньше. Военная привычка, всегда приходить на место немного раньше.
- Опережать врага, - улыбнулась Елена. - Ваш батюшка много об этом говорил.
- Такие привычки со временем въедаются в самые кости наши, - пожал плечами я, снимая с вешалки шинель с портупеей.
- Как и всюду ходить с оружием? - поинтересовалась Елена.
- Вроде того, - несколько смутился я, погладив пальцами сандаловую рукоять револьвера. - Идемте? - предложил я ей руку.
Елена приняла ее, и я толкнул дверь. Как только в лица нам дохнуло холодом, Елена тут же вся сжалась и задрожала. Видимо, холод ей был совсем не душе. А я же, наоборот, вдохнул ледяной воздух полной грудью. После удушливой жары и влажности Баварии, а уж тем более, многократно переработанного воздуха космических кораблей, он мне был только в радость, пусть и кусал за лицо морозцем и врывался холодной рекой в легкие.
- Вы любите холод? - светски поинтересовалась Елена.
- В общем-то, да, - согласился я. - Конечно, не то, чтобы очень, но, например, зимой начинаешь ценить тепло. Жару и влажность я не люблю гораздо сильнее. От холода всегда можно спрятаться или развести огонь пожарче. А как скрыться от жары?
- Да уж, - сказала Елена. - Жару пережить бывает сложнее, чем холод.
- У вас ведь, на Бадене, жара скорее обычное дело, чем холод, верно? - Глупый какой-то получался разговор, светский, все о погоде-природе.
- Я считала суровой зиму, когда температура опускается до нуля, - ответила Елена. - А в институте первые годы вовсе старалась как можно меньше покидать помещения с поздней осени почти до конца весны. Все же гуляли, а я сидела в нашей квартирке и мерзла, замотавшись в теплое одеяло.
Мне вспомнились ледяные окопы во время учений Кексгольмского полка, когда нам приходилось просыпаться в заметенных снегом окопах. Спасались только тем, что спали вповалку, набросав сверху одеяла, а снизу выстлав дно окопов кариматами. И все равно, по утрам у нас зуб на зуб не попадал.