Я прохаживался по расположению полка. Периодически подходил к выстроенной на плацу четвертой роте, которую инспектировал фон Ланцберг, распекающий лейтенантов и унтеров. Перехватывал Дрезнера, спрашивая у него о каких-нибудь пустяках. Беседовал с начальником канцелярии, у которого работы было не меньше. Но все это больше для того, чтобы занять себя, перестать чувствовать собственную бесполезность. Хоть бы уж фенриха прислали поскорее, будет кем время занять.
Так прошли два из трех дней до отправки полка. Во второй я узнал, где именно нам придется воевать. Мне позвонил отец, хоть и не вернувшийся в штаб инспекции, он был хорошо осведомлен о ее делах. Оказывается, наш полк отправляли на Пангею - спорный мир, почти напополам разделенный пограничной полосой, на которой шла не один год вялотекущая позиционная война. Из-за странного и не до конца урегулированного статуса спорных миров она даже не мешала дипломатическим отношениям двух держав, хотя и влияла на них, конечно же, не лучшим образом. Мы должны были заменить основательно потрепанный в боях 13-й драгунский полк нашей же инспекции.
Это означало долгую окопную войну со всеми ее прелестями. Я еще не успел распробовать ее по-настоящему, в гвардии у нас были только учения, а в нынешнем полку у нас была лишь одна настоящая боевая операция - и та десантная. Теперь же мне, наконец, предстояло узнать и позиционную войну в глубоких траншеях. С многочасовыми артобстрелами, от грохота которых зарабатываешь продолжительную контузию. С грязью по колено. Проволочными заграждениями, на которых будут развешивать пресловутых крыс и колокольчики. С атаками, которые больше изображают активность на фронте, но при этом стоят жизни нескольким десяткам солдат.
Мне оставалось только надеяться на то, что сумею справиться с командованием в этих условиях. Ведь теперь от меня зависели жизни не полутора сотен человек, а более полутысячи. Совсем другая мера ответственности.
Фенрих прибыл утром третьего дня. И был он мне очень хорошо знаком. Правда, вот уж кого я никак не ожидал увидеть в этой роли, так это мою недавнюю знакомую Елену Шварц.
Сначала я и не узнал в молоденьком парне, одетом в серую шинель и черную папаху со значком баденского пехотного полка, только без номера. Однако мне что-то показалось знакомым в его лице, кажется, задорная россыпь веснушек. Или показалось странным поведение юноши, который, увидев меня, запнулся в представлении и зачем-то отступил на полшага. Не такой уж я и монстр с виду-то.
Я шагнул к нему поближе. Молодой человек снова отступил, упершись спиной в дверь.
- Молодой человек, - строго сказал я ему, - представьтесь, как следует. Вы начинаете службу в моем полку, так что извольте говорить четко.
- Фенрих Шварц, - выпалил юноша звонким голосом и отдал честь, едва не задев меня локтем, - прибыл для прохождения службы в полку.
- Другое дело, - кивнул я. - Снимите шапку, фенрих Шварц, у нас достаточно тепло.
В тот момент я даже не придал особого значения фамилии фенриха. Она была весьма распространенной. Не Мюллер, конечно, про которую я как-то слышал, что жить с такой фамилией все равно, что жить вовсе без фамилии. Однако все равно встречается очень часто.
Рука юноши слегка дрогнула, когда он сдергивал с головы папаху. Под ней были коротко остриженные волосы. Ярко-рыжие.
Тут уж я сложил все три обстоятельства и узнал, наконец, Елену.
- Как это понимать, сударыня? - произнес я осипшим голосом.
- Вот ведь повезло мне, - не в лад буркнула она. - Из всех полков попасть по распределению в ваш...
- Да объяснитесь вы, сударыня! - воскликнул я.
- Думаете, мне так нравится учиться в институте? - вспылила Елена. - Образование ведь ничего не дает! Все равно, судьба женщины сводится к этим идиотским Трем Ка. Kinder, KЭche, Kirche. В последнее время последнее Ка не столь обязательно, но - остальные, закон! А если я не хочу детей, семью. Не желаю погребать себя под этой горой быть! Хочу жить своим умом. Сначала, я думала, что для этого будет достаточно образования, но за два года в институте, поняла, что там учат все тому же. Те же Три Ка, только поданные по другому!
Я слышал ее яростную отповедь и понимал, что никогда она не была так далека от меня. Вроде бы человек тебе душу изливает, о наболевшем кричит, а все эти проблемы мне просто непонятны. Как это так женщина - и детей не хочет? Семьи - тоже. Бежит от них сначала в институт, а потом и вовсе - на войну. Бред какой-то!
Отчего-то вспомнилось, как Елена заинтересовалась моими рассказами об окопной войне. Не отвернулась, не попросила прекратить говорить гадости - нет, ей, кажется, действительно было интересно.