Она, как, наверное, и все поэты, творила по ночам. Наутро, почти всегда, в блокноте, который постоянно лежал под подушкой, оказывалось что-то новое: в лучшем случае стихотворение, чаще - просто строфа, рифма, строчка... Здесь, в Пангодах, могла появиться первая собственная книга. Но...
Будучи безнадежно больной, она продолжала писать.
Все мяукал котенок во дворе под кустом,
Как хотелось котенку, чтоб позвал кто-то в дом!
Вдруг с куста, одинокий, прошуршал желтый лист...
Показалось котенку, что позвали: кис-кис!...
Замирая от счастья, он помчался на зов.
Только дверь оказалась заперта на засов...
("Забытый котенок")
Галина Мельникова так и не увидела первого для нее сборника, коллективного, одним из авторов которого она стала. Сборника, вышедшего стотысячным тиражом, с незамысловатым названием - "Подорожник". Для составителей, вероятно, "Подорожник" - отовсюду; то, что еще не известно, но набирает силу. А для меня, как пангодинца, так щемяще: вечное и скромное - лекарство; на обочине.
РАЙ-ДА
Класс заполнен необычно, несимметрично: приоконное пространство свободно от парт.
Едва учительница сказала о том, где родилась и выросла, во мне буквально зазвенела песня из школьного детства (пионерский лагерь):
Эльбрус красавец смотрит сквозь тучи,
В белой папахе, в синеву.
Этой вершиной дивной могучей
Налюбоваться не могу!
Дальше следовал темпераментный припев, восклицания с прихлопом на каждый слог:
О, рай-да, рай-да!... О, рай-да, рай-да!...
О, рай-да, рай-да!... О, рай-да!...
Мы не понимали, что такое "рай-да". Но у гигантского ночного костра, когда раскаленные, потерявшие вес осколки летят в померкшее от яростного огня небо, а макушки ближней рощи волшебно превращаются в колышущиеся темные вершины, нам представляется иной, сказочный, мир: синие горы, тучные стада, счастливые кавказские чабаны в белых бурках и папахах. Они, благодарные судьбе, стране, радостной песней славят свою жизнь (которая для нас, увы, так мы думали, - могла быть только сладкой мечтой!), а горы им вторят согласным громким эхом...
"Рай! - Да!... Рай! - Да!..."
- Кавказ, место, где я родилась и выросла, - рай! - поблескивая угольными глазами, говорит южная женщина по имени Любовь. - Вслушайтесь в слово "Эльбрус": это - вздрогнули горы, с гулом поползли к подножьям снега.... Или можно представить совершенно иное: чистый, звонкий, голубой воздух, орел парит...
На Кавказе большое значения придают имени, которое не должно быть просто приятным звуком, ему предписано быть "нагруженным" определенным смыслом, высоким и красивым: любовь к своей земле, к родителям, уважение к родственнику, другу, соседу.... Так, например, после Отечественной войны в Приэльбрусье появились мальчики Замиры (за мир), Дамиры (даешь мир)...
Султан Шебзухов назвал дочку в честь дружбы, именем жены своего армейского друга - Любовью.
Любовь Султановна Шебзухова, старшая женщина единственной в Пангодах черкесской семьи. Ей немногим за тридцать. Невысокая, крепкая, преисполненная скромного достоинства учительница местной школы, завуч. Прическа - свободные, не заколотые, не подхваченные лентой, не заплетенные волосы - крупные смоляные кудри, которые иногда резко вздрагивают в эмоциональном такте, согласно восклицанию, движению.
Однажды в детстве любознательная девочка обратила внимание: мать отца, совершая мусульманскую молитву, обращается лицом не к Мекке, а к Эльбрусу. В нужный момент спросила у нее: почему? "Как почему?!" - было восклицание. "Там ведь все боги!" Отец потом объяснил: у некогда языческого Кавказа Эльбрус являлся тем же, чем для древних греков Олимп, - домом богов. "Вот и подумай, дочка, кому поклоняется наша бабушка?" - Лукаво помолчал. - "Ну, ладно, не ломай голову, проблема того не стоит".
Отец, сколько жил, часто повторял (а Люба непременно вспоминала при этом молитвенную путаницу любимой бабушки): мнение о человеке не должно зависеть от того, какого бога он предпочитает и на каком языке его славит. Суди по делам.
- Отец был прав - на Кавказе с другим мировоззрением нельзя. Да и нигде нельзя. А мы жили дружно - карачаевцы, черкесы, русские, абазины, ногайцы... Первые годы Севера трудно переживали, как и все. Тоже дружба выручала.
После свадьбы молодые Шебзуховы жили у родителей мужа. Согласно местным законам, каким бы большим ни был дом, в нем не может быть более одной кухни, более одного бюджета - все живущие под одной крышей отдают заработанное главе семьи, питаются вместе, покупки делают на выделяемые им хозяином дома деньги.
Люба с мужем не роптали, однако страстно желали самостоятельности. Как и положено, инициатором отъезда на Север, к дяде, который с 1972 года, с самого начала освоения Медвежьего проживал в Надыме, был муж. На сомнения жены он ответил: "Мы - не дети, мы - семья, а я - мужчина. Надо отделяться".
Дорога к свободе и самостоятельности привела их летом 1983 года в Пангоды. Мужа взяли по специальности, водителем. Любовь, которая только перед отъездом на Север получила диплом выпускницы Ставропольского Ордена Дружбы народов педагогического института, с сентября приступила к работе в школе - учителем начальных классов. Три месяца жили "как придется", потом им предложили квартиру, как принято говорить, "на подселение".
- Это была трехкомнатная квартира в деревянном доме на три семьи. Казалось бы - опять теснота, несвобода? Ничего подобного. Считаю, что годы в этом, по сути дела, общежитии были самые радостные для нас на Севере.
У нас в народе говорят: на первом месте сосед, а брат на втором. Даже поговорка есть... Вот приблизительный перевод: "Пока брат до меня доберется, сосед успеет кружку воды подать".
Это была дружная интернациональная коммунальная квартира: одна семья из западной Украины, другая из Башкирии, и мы... Абсолютная взаимовыручка: дети "общие", покупки делали на всех... Бывало так. Одна семья смотрит за детьми (все детишки были еще маленькие), две другие пары взрослых могут отдохнуть - кто в Доме культуры, кто в гостях.
С особой радостью встречали праздничные дни. Тут вся квартира гудела как улей: планировали сценарий, разрабатывали меню, которое состояло из "региональных" блюд, готовили. Потом веселились, пели песни на разных языках, танцевали...
Все было - и печали, и радости - вместе. Если кто-то болел, вся квартира выполняла роль доктора. Единственно чего не знали, так это ссор и обид. Некоторым в такое трудно поверить. Общепринятый образ коммуналки склоки, противоречия, зависть... А мы вот, когда через пять лет нас расселили по собственным квартирам, ревели. И знаете, какими словами мы, женщины, причитали? Сейчас это воспоминание вызывает улыбку... Плачем, понимаем, уходит нечто очень важное, а не знаем, что говорить, наверное потому, что никогда до этого не формулировали для себя, чем была для нас эта общая квартира, эта дружная жизнь в ней... Так вот, сквозь слезы и говорим друг другу: "Ну как же мы теперь будем праздники справлять?!..." Наверное, мы чувствовали, что лишаемся как раз-таки будней, которые стали для нас как праздники...
Любовь Султановна вспоминает первые дни в школе.
- Конечно, боялась, когда шла устраиваться на работу. Но все опасения улетучились, как только директор школы взяла в руки мое заявление и спросила материнским голосом: "У вас ложки, вилки, посуда есть на первое время? А картошка?..." Я поняла, что попала в коллектив, где на первом месте человек, а потом уже преподаватель или ученик.
А первый Новый год, когда нас неожиданно посетили Дед Мороз и Снегурочка - переодетые директор школы и завуч! Мы были так тронуты... Примета: какова встреча Нового года, таким ему и быть. Мне кажется, в ночь с восемьдесят третьего на восемьдесят четвертый эта примета "сработала" не на грядущие триста шестьдесят пять дней, а на всю мою северную жизнь. Я по-прежнему с хорошими людьми, с друзьями.
Новая школа одно из первых "капитальных" пангодинских зданий, и в момент открытия - самое высокое. Обитателям "новой" хотелось верить, что это символично. Вера основывалась на контрасте: с парадного крыльца открывался вид на белесый пустырь, утыканный редкими желтыми лиственницами, справа основной поселок, деревянные общежития, а сзади - пьяные ряды балков, в лохмотьях черной изоленты и рубероида, неистребимой, как еще недавно казалось, и вездесущей "Нахаловки".