В желтых глазах Саврасова погас на мгновение гнев и появилось удивление.
– Тебя? Нет, подожди. Я чего-то не понимаю.
Следователь уже оправился от растерянности. Растягивая в улыбке побледневшие губы, сказал:
– Здесь и понимать-то нечего. Вот мое удостоверение. Я начал допрашивать вашего капитана Большакова, находившегося на вражеской территории.
– Подождите, – прервал его Саврасов, коротким и властным движением руки отводя в сторону протянутую коленкоровую книжечку. – Значит, вы допрашиваете моего летчика?
– К сожалению, вынужден, товарищ полковник.
– Значит, вы допрашиваете, – не слушая его, с нарастающим бешенством продолжал Саврасов, – а я, командир полка, ничего об этом не знаю. Значит, я для вас, выходит, что трын-трава? Так вы, может быть, с этим своим мандатом и полком вместо меня командовать станете? Матчасть контролировать, маршруты готовить, на цель аэропланы водить. А?!
Саврасов рванул «молнию» на теплой меховой куртке, и она с треском опустилась, открывая грудь в орденах и Золотых Звездах. Кусая губы, он шепотом спросил:
– Вы на чем сюда приехали?
– На «виллисе».
– Садитесь на него и сейчас же отправляйтесь назад.
Следователь деловито закрыл тетрадь, застегнул шинель вздрагивающими пальцами и потянулся за фуражкой.
– Вы сорвали мне работу, – произнес он с вызовом и вышел.
Саврасов сел за письменный стол, не снимая распахнутой куртки, исподлобья посмотрел на Большакова:
– Ну, а теперь рассказывай, что натворил?
За окном послышался шум отъезжающего «виллиса». Виктор рассказал ему все, как было. Саврасов слушал с большим интересом. Несколько раз дверь отворялась и с порога раздавалось нерешительно: «Можно, товарищ командир?» – но он досадливо поднимал руку, говорил: «Нельзя». Смотрел на капитана, с любопытством выставив подбородок, пощипывал короткие густые усы.
Вечером из штаба фронта пришла лаконичная шифровка. Гвардии капитана Большакова Виктора Федоровича доставить в распоряжение полковника Одинцова. Так и значилось в ней – «доставить». Саврасов читал шифровку в присутствии начальника штаба. Он стоял посреди просторного кабинета, широко расставив ноги в лохматых унтах, твердо упираясь ими в дубовый паркет. Брови сердито ходили над переносьем.
– Нажаловался все-таки этот деятель. Вот и завертелось теперь. Подготовьте, майор, на утро «виллис». Большакова в отдел Одинцова я сам отвезу. – С хрустом сжал пальцы в кулаки и усмехнулся: – Он, видите ли, нажаловался. Ишь, страсть какая! Но ведь Саврасов в Советской Армии один? Так, что ли, начштаба?
Адъютант командующего фронтом встретил Саврасова доброй улыбкой и дружески протянул руку:
– Ну, как там поживают ваши мастера бомбовых ударов, Александр Иванович? В хвост и в гриву бьют дальние тылы противника, если верить нашей фронтовой газете?
– На сей раз нас бьют и в хвост и в гриву, – мрачно заявил полковник. – Маршал у себя? Принимает?
– В принципе нет. Но для вас постараюсь добиться исключения.
Адъютант скользнул за двойную, обитую кожей дверь и, возвратившись, ободряюще кивнул полковнику. Саврасов, успевший сбросить кожанку, порывистым, нетерпеливым движением расправил у пояса гимнастерку. Сдвинув черные брови, он решительно распахнул дверь и быстрыми смелыми шагами приблизился по длинной ковровой дорожке к столу. Ему навстречу из кресла поднялся высокий человек с красивым, скорее усталым, чем пожилым, лицом. Мягкий, добрый рот как-то не сочетался с внимательными, чуть строгими и озабоченными глазами. Густые волосы были разделены на его голове аккуратным пробором. Командующий был хорошим психологом. К нему в кабинет входили всякие люди: волевые и безвольные, правые и виноватые, боязливые и требовательные. Сейчас по нервной, взвинченной походке Саврасова он безошибочно понял, что тот взбешен до последней степени, и спросил тихим обезоруживающим голосом:
– Что у вас ко мне, Александр Иванович?
– Товарищ маршал, – задохнулся Саврасов от вновь подступающего бешенства, – да кто позволил глумиться над честным советским человеком и летчиком?
Вы о гвардии капитане Большакове? – так же тихо осведомился командующий.
– О нем, товарищ маршал. Гвардии капитан Большаков совершил подвиг: накрыл бомбами весь цвет немецкого фронта, стоящего против Вислы. Был 'сбит, раненный, пробирался по лесам' наконец возвратился в полк… а тут в мое отсутствие приезжает какой-то майор и начинает снимать допрос. Да еще кулаком стучит по столу и спрашивает у моего летчика, кто его завербовал и когда.
– Я все знаю, Саврасов, – сказал командующий и опустился в кресло. – Дело приняло нежелательный оборот. Ваш Большаков оказался весьма невыдержанным. Что бы там ни было, но нельзя же грубить представителю госбезопасности, да еще старшему в звании.