- А что есть? – деловито осведомилась я.
- Микрочастицы косметической основы.
- Здрасте, я ваша тётя! – вырвалось у меня, - а пото – жировые?
- В наличии, конечно. Если поймаем, есть, с чем сравнить.
- А почему вы Кшиштофа не отпускаете? – хотела знать я.
- Ввожу преступника в заблуждение, - пояснил инспектор, - я сразу вам поверил, и начал с того, что допросил Каминского с пристрастием. С ходу сказал ему, что не верю в его виновность, и попросил содействия. Он меня понял, согласился посидеть в тюрьме несколько деньков. И просил помочь вам, потому что вы особа шалая, и такого можете наворотить!
- Мерзавец! – с чувством сказала я, - это я о Каминском, - уточнила я, и инспектор стал хохотать.
- Непосредственная особа, - захрюкал он в трубку, - как – будто подобная фраза нуждается в уточнении!
- Откуда я знаю, что вы там подумаете, - раздражённо пробурчала я, желая позлить инспектора, но только вызвала ещё больше веселья.
- Смотрю, вы большой весельчак, - пробурчала я, - хотите, ошарашу?
- Давайте, - оживился инспектор.
- Я нашла драгоценности.
- Какие? – в его голосе послышалось изумление.
- Из-за которых весь сыр-бор разгорелся, - вздохнула я, въезжая в Гданьск.
- Если я вас правильно понял... – инспектор осёкся, и я воспользовалась паузой.
- Вы всё правильно поняли, - резко сказала я, - драгоценности графов Мильтон теперь принадлежат мне. Я их нашла, и вскоре собираюсь предъявить на них права.
- Какие права? – тупил инспектор, и я его очень хорошо понимала. Наверное, он в глубине души надеялся, если драгоценности найдутся, он сможет их себе прихватить.
Откинем в сторону деликатность, и скажем честно, большинство ценных вещиц, попадая в хранилище правоохранительных органов, исчезает бесследно. Они просто оседают в руках следователей. А тут драгоценности, и, пока на них не предъявлены права, этим можно воспользоваться.
Прямо-таки убойная оказия в момент разбогатеть.
- Драгоценности у меня, приезжайте, покажу, - ядовито сказала я, - уверяю, такого вы не видели, и вряд ли когда-нибудь ещё увидите. Настоящие произведения искусства, шедевр.
- Еду прямо сейчас, - излишне возбуждённо воскликнул пан
Седляк, - мчусь.
- Не торопитесь, - остудила я его пыл, - меня сейчас нет в Крынице, вечером приезжайте, и всё увидите.
- Хорошо, - как-то сдавленно проговорил инспектор, я всё-таки ему подпортила настроение, - до свидания, - и мне в ухо полетели короткие гудки.
Я въехала в портовый город, и стала искать нужную мне улицу. Объяснилась с одним аборигеном на английском, и довольно быстро добралась до места назначения, и припарковалась.
- Здравствуйте, - заглянула я в приёмную, - мне нужен пан Збигнев Заворский, - сказала я пани, сидевшей за столом.
- Здравствуйте, - кивнула девушка, - как вас представить? – её английский оставлял желать лучшего.
- Меня зовут Эвива Миленич, - сказала я, замерев в ожидании.
- Присядьте, - указала на стул девушка, но я не послушалась, тем более, из громкой связи раздался голос Заворского, он что-то спросил у своей секретарши на польском.
- Проходите, - указала девушка на дверь, и я ступила в кабинет.
- Здравствуйте, - вошла я внутрь, и увидела приятного молодого
человека.
- Здравствуйте, Эвива, проходите, - подскочил он, - я вас ждал, присаживайтесь, я сейчас принесу драгоценности, - и он ушёл, а я осталась в одиночестве, и стала оглядываться по сторонам.
Самый обычный кабинет, наверное, тут он принимает заказы, и дела у ювелира, похоже, идут очень даже хорошо.
Мой знакомый ювелир, Натан Наумович, принимает клиентов у себя дома, и там же находится его мастерская, под домом.
У пана Заворского же целый офис. Впрочем, наверное, это ювелирная фирма, я не знаю, как там насчёт добычи драгоценных камней, но вполне возможно, что они тут занимаются массовым изготовлением.
- Извините, что заставил прекрасную пани ждать, - вернулся пан Збигнев, в руках он держал коробочку, - вот заказ, убедитесь, что всё в целости, - и он открыл её.
Я была изрядно удивлена, вернее, поражена, ведь драгоценности внешне не уступали настоящим бриллиантам, которые лежали сейчас в моей сумочке.
- Какая хорошая работа, - оценила я, - но как их отличить от настоящих? – с этими словами я вынула из сумочки бархатный кисет, и высыпала их на стол.
- Господи! – прошептал пан Збигнев, и протянул руку к ожерелью. Он долго рассматривал каждую драгоценность в лупу, чувствуется, эта красота произвела на него впечатление.
- Подскажите, куда их лучше спрятать? – спросила я, - этими, - кивнула я на фальшивку, - я собираюсь поймать на живца преступника, а с оригиналами надо что-то делать.
- Понимаю, - кивнул ювелир, - их надо убрать в банк, а завтра приедут юристы. Впрочем, я уполномочен составить документ, в котором подтверждаю, что драгоценности подлинные, минуточку.
Он вытащил бумагу, включил компьютер, что-то набрал, потом кому-то позвонил, вообщем, развил буйную деятельность.
Я молча наблюдал за ним, взяла со стола фальшивые украшения, стала рассматривать, и увидела с обратной стороны замка вензель. Заметив мой интерес, пан Збигнев улыбнулся.
- Вы спросили, а я в шоке не ответил, - сказал он, - это фирменный знак моего отца, он его на всех своих изделиях ставил.
- Понятно, - кивнула я, продолжая рассматривать фальшивку. Теперь я могу спокойно поместить драгоценности в сейф, а на людях носить имитацию, когда нужно будет покрасоваться.
Тем временем пришло несколько человек, все стали ставить подписи, а пан Збигнев объяснил мне, что это другие ювелиры. Секретарша набрала на компьютере документацию, все ювелиры поставили подписи, печати, и пан Збигнев отправил копию по факсу в Англию. И вскоре пришёл другой документ, который подтверждал мои права на владение, и раздался звонок. Ювелир снял трубку, переговорил, и передал мне.
- Миссис Миленич, добрый день, - сказали на том конце провода, - завтра я приеду, буду в Крынице в семнадцать часов, и передам вам документ, подтверждающий права на владение. Всё подписано, теперь вы владелица.
- Благодарю вас, - благовоспитанно ответила я, и он отключился, а я вздохнула с облегчением.
Теперь никто не сможет продать драгоценности, если вдруг что случится, любой аукционный дом привлечёт к ответственности. Даже если мой план провалится, но, когда преступник попытается продать драгоценности, его тут же прихватят. Он не сможет от них избавиться, пусть, даже, от фальшивых.
Надеюсь, не сегодня-завтра, всё прояснится, а то я что-то устала. Ношусь, как белка в колесе, преступника пытаюсь найти, но в то же время, это помогает мне забыться.
Я не думаю о Диме, об этом несносном мачо, рядом с которым я так хочу быть.
Я вышла от ювелира, села в машину, и неожиданно в голове стали слагаться строки. Я сама сначала не поняла, на душе было так горько, но вдруг схватила блокнот, валяющийся в бардачке, ручку, и стала писать.
Никогда не писала стихов, в ранней юности пыталась, но у меня получалась какая-то хрень. Потом я встретила Эдуарда, своего третьего мужа, и он был поэтом. Его маменька постоянно твердила об исключительности своего сыночки.
Честно говоря, он писал такое, от чего скулы сводило, и я на сон грядущий выслушивала его опусы, от чего сразу становилось дурно. Я не могу передать, но оно не звучало, сама не понимаю, почему. Нудно, тупой набор слов, и зачитывал он так заунывно, меня сразу же укачивало.
Он пытался печататься в газетах, ходил по издательствам, но его отовсюду прогоняли. Конечно, не взашей прогоняли, но подчёркнуто вежливо отправляли восвояси.
Помню, как всякий раз расстраивалась Ксения Михайловна, видя неудачи сына. Неужели он не понимала, что он бездарен? Я вспомнила скандал, который произошёл в то время.