– Не слишком уютно для жилья, – прошептала Сибила, – но впечатляет, пусть и наводит на мрачные мысли.
Кстати, то же самое можно было в полной мере отнести и к фигуре нашего хозяина. Он был высок ростом, худощав и замкнут, с крупными чертами лица и глубокими морщинами, пролегшими у рта и глаз. Этот человек способен внушать робость, даже если смотришь на него со спины, как мы в тот момент, когда шли за ним по еще более ветреному коридору второго этажа, а похожий на головореза Хардкасл тащился следом с нашими чемоданами. По пути нам никто не встретился, если не считать пары метнувшихся по углам крыс. Так мы добрались до двух смотревших друг на друга дверей. Для мисс Гатри открыли правую, для мистера Гилби – левую. На моем пороге хозяин вдруг замер и спросил, не прихожусь ли я случайно родственником Горацио Гилби? Мне почему-то всегда доставляет удовольствие признавать, что это мой двоюродный дедушка, знаменитый ученый конца XIX столетия, профессор, у которого можно научиться лишь жить в бедности и писать плохие стихи. Я ответил: «Да, мне довелось быть его любимым внучатым племянником». После чего мистер Гатри удостоил меня взгляда, в котором мелькнул едва заметный интерес, и пробормотал, что однажды они с Горацио Гилби обменялись письмами со своими поэмами. Стало быть, умозаключил я, наш хозяин – тоже поэт. Правда, замок Эркани мало располагал к творчеству, будучи скорее совиным гнездом, чем клеткой с певуньями-канарейками. Зато теперь я мог позволить себе думать, что, окидывая меня своим странным взглядом шахматиста, лорд просто мучительно подбирает рифму к фамилии Гилби.
В комнате Сибилы оказалось очень уютно. Должно быть, ее заранее подготовили и сохраняли как гостевую спальню, что явилось для американки приятным сюрпризом. Постель широкая, словно поле брани, белье белее снега – хотя подобная ассоциация сейчас мало согревала душу. Все здесь содержалось в полном порядке. Только в одном окне отсутствовала часть стекла, которое заменили плотной коричневой бумагой. Зато мои хоромы оставляли желать много лучшего. Потолок в трещинах, грязные пятна на полу, постель готова, но жестка и неудобна. И ветры Эркани, казалось, собирались в этой комнате вместе, чтобы сплясать свою сарабанду. А потому даже Гатри, оглядев помещение с долей сомнения, распорядился:
– Хардкасл, приведи-ка сюда свою жену.
Теперь позвольте вас представить друг другу. Миссис Хардкасл, познакомьтесь с мисс Дианой Сэндис! И не стесняйся пялиться на нее, Диана. Мне кажется, старуха все равно почти совершенно слепа. И чем не красавица? Я подозреваю, что Хардкасл, которому едва ли стукнуло пятьдесят, женился на ней, чтобы унаследовать посмертную пенсию, или же она сколотила изрядный капиталец, показывая себя народу в цирке в роли «бородатой женщины». Впрочем, если мои слова покажутся тебе грубоватыми, подумай, в каких выражениях поэт и истинный джентльмен эпохи Возрождения описал бы ведьму, и портрет окажется законченным. А если подумать, то сам лорд Гатри мог бы оказаться чародеем и колдуном, для которого только естественно было бы держать при своем дворе парочку ведьм. В моем восприятии, он виделся вполне на это способным. Но если миссис Хардкасл и была ведьмой, то с добрым сердцем. Пусть неуклюже, но она растопила для нас камины, принесла таз с действительно горячей водой, полотенце и даже мыло – хотя всего лишь хозяйственное. Она, кроме того, положила дополнительный матрац на мое не слишком комфортное ложе. Когда с этим было покончено, Гатри раскланялся и сообщил, что мы встретимся снова за ужином в девять часов.
Мы действительно встретились, и тебе настала пора узнать о Кристин. Я еще сам не понял толком, что она такое, но по-своему человек это не менее поразительный, чем Гатри, который, кажется, приходится ей дядей. Она поразительна в том смысле, что за тем необычным ужином, будучи в сущности просто хорошенькой девушкой, предстала перед нами настоящей красавицей. И, как я считаю, в мире есть только одна разновидность красавиц более поразительных – это женщины с изначально потрясающей внешностью. Но тебя все это не должно беспокоить, Диана. Если ты хочешь, чтобы я зачислил тебя в последнюю категорию, то изволь – ты принадлежишь к ней и не имеешь конкуренток.