Эби, расставив ноги, обнюхивала что-то лежавшее среди длинных осколков.
Сэллери сунул ноги в сандалии (у него не было ни малейшего желания ходить по стеклу босиком) и подошел к собаке. Эби звонко гавкнула. То, что она обнюхивала, лежало у ног Сэллери. Мертвая птица.
Яркий комок окровавленных перьев. Побольше голубя. Головка серая, с черным хохолком и красным изогнутым клювом. Крохотный черный глаз подернут мутной пленкой.
«Козы живут в пещерах, а дневные птицы летают по ночам! — подумал Сэллери. — И разбивают окна!»
Он взглянул на свою руку: ладонь была в крови. Что-то странное было во всем этом… Что-то несообразное…
Дейн еще раз осмотрел птицу, и его осенило! Тельце было холодным! И длинный разрез, пересекавший зеленую спинку, — не кровоточил. А ведь кровь на перьях была свежей!
Дейн выругался, вышвырнул трупик в разбитое окно и поспешил в ванную: эта кровь жгла его кожу!
«Берегись!» — было написано на листе, прижатом краем зеркала к черной кафельной плитке.
Из комнаты донесся оглушительный лай. И снова — звон стекла.
Дейн выбежал из ванной… Не успел! Собака была уже снаружи.
Бросившись к окну, Сэллери услышал удаляющийся лай.
— Эби, назад! Ко мне! — закричал он. Но голос собаки уже потерялся во тьме.
Сэллери тяжело опустился на край кровати, положил подбородок на мокрую ладонь: «Скверно! Очень скверно!»
Он постарался успокоиться, шаг за шагом прокрутил в уме происшедшее, подробность за подробностью. Ничего, за что можно уцепиться.
Дейн осторожно поднял с пола длинный осколок. Стекло было в четверть дюйма толщиной. Какой силой нужно обладать, чтобы разбить его птичьим трупиком, весящим меньше фунта?
Сэллери стащил с подушки наволочку, обмотал ею широкий конец осколка. Не Бог весть что, но…
Снова подошел к окну. На торчавших из рамы стеклянных зазубринах остались клочки черной шерсти.
— Эби! Эби!
Сука-ньюфаундленд появилась у него четыре года назад. Подарок. С тех пор они почти не расставались. Если Дейн и любил кого-нибудь в этом мире, то это — Эбигайль Грант.
Сэллери посмотрел на осколок стекла в своей руке, осколок, похожий на римский гладий.
Подарок…
О черт! Как же он не вспомнил раньше!
Дейн бросился в холл. Из груды не разобранных еще ящиков выволок один, тяжелый, из толстого картона, стеклом вспорол крышку.
Слава Богу! Все на месте. Аккуратно упакованные свертки: призы, награды, подарки читателей и почитателей…
Запустив руку поглубже. Дейн нащупал самый длинный сверток, вытащил, освободил от обертки… Трость!
Сэллери секунду глядел на нее, не узнавая, потом сообразил, положил на пол. Трость тоже подарок. Но Дейн искал не ее.
То, что нужно, как всегда, оказалось на самом дне. Он разорвал бумагу, осторожно размотал черную ткань…
Есть!
Сэллери взялся за шершавую рукоять и медленно потянул, извлекая из ножен голубоватый, слегка изогнутый клинок.
Этот меч подарил ему отец. Привез из одной экспедиции. Сэллери тогда прямо обалдел. В ту пору он всерьез занимался боевыми искусствами. До службы в морской пехоте это казалось Сэллери стоящим занятием.
Меч был лучшим, что отец мог подарить тогда сыну.
Рохан Дейн дарил только лучшее. Он умер, когда Сэллери кормил москитов в джунглях. Солдат Ю. Эс. Эй. Даже не смог приехать на похороны.
Двойной кожаный ремень был обмотан вокруг черных ножен.
Дейн освободил клинок, взялся правой рукой за эфес у гарды, а конец рукояти, упер в ладонь левой. Меч со свистом рассек воздух. Сэллери засмеялся.
«Когда пошучу я, ты обгадишься до самого подбородка!» — посулил он своему недругу.
Теперь Дейн не хотел ждать рассвета. С мечом в руке он чувствовал себя так же уверенно, как с винтовкой.
Из трех фонарей Дейн выбрал самый большой, длинный, тяжелый, с зарядом на три часа. В случае чего такой фонарь сам мог послужить неплохим оружием.
Сэллери проследил, куда убежала собака. Теперь он уверенно двинулся по тропе, ведущей к западному берегу. Мощный пучок белого света выхватывал из темноты футов двадцать живого коридора. В этом свете зелень листьев приобретала странный «бумажный» оттенок. Пронизанная сетью лиан крыша листвы над головой Сэллери лишь кое-где прорывалась, чтобы пропустить лучик одинокой звезды.
Все чувства Дейна были напряжены. Слух его ловил и исследовал шорохи, пытаясь выделить из них звук человеческих шагов. Свет фонаря прыгал с одного места на другое, и привлеченные им ночные насекомые шуршащей метелью вились внутри электрического «цилиндра».
Меч Сэллери держал в левой руке. Злость его утихла, и Дейн надеялся, что ему не придется пустить оружие в ход по-настоящему. Если только с Эби все в порядке…
Дейн остановился.
Поперек тропы лежало дерево. Обрывки лиан свисали с соседних стволов там, где крона упавшего дерева была вырвана из общей растительной массы. Дейн совершенно точно помнил: днем тропа была свободна. Кто-то здорово потрудился, преграждая ему путь.
Сэллери перехватил меч в правую руку, осторожно приблизился. Чутье говорило: там кто-то прячется, но разглядеть что-либо в мешанине смятых ветвей было невозможно.
Дейн остановился в двух шагах и направил луч туда, где чувствовал живое.
— Ну! — рявкнул он. — Ты вылезешь сам или я выну тебя по частям?
Ветви зашевелились. Сэллери сделал полшага назад, приготовился…
Челюсть его отвалилась. Меньше всего он ожидал увидеть подобное.
Прикрыв ладонью глаза, скрытая по пояс в зелени упавшего дерева, на Сэллери смотрела… фея!
По крайней мере, Сэллери Дейн именно так представлял себе фею. Или гурию, если считаться с верованиями его африканского деда, за пять лет до смерти принявшего ислам.
Верхняя часть ее лица была закрыта ладонью, но то, что оставалось, затмило бы любую из голkивудских знакомых Дейна.
К тому же фея была совершенно нагая. Прямые плечи с великолепной молочно-белой кожей, восхитительная грудь, золотистые вьющиеся волосы, распущенные, доходящие почти до пояса…
Рука, державшая меч, опустилась. Дейну следовало бы отвести луч фонаря, но он растерялся, не мог заставить себя оторвать взгляд от красотки. Лоб Сэллери покрылся испариной.
— Простите, мисс… — пробормотал он. — То есть простите, леди…
Отсутствие одежды не уменьшало, а, наоборот, прибавляло ей величия.
Сэллери шагнул вперед, протягивая руку, в которой держал фонарь.
— Позвольте мне помочь вам… — проговорил он, — леди…
Потом, сообразив, наклонился, чтобы положить меч на землю…
. И боковым зрением поймал совершенно невероятное: тело девушки вертикально взлетело вверх, словно подброшенное трамплином… — Дейн дернулся, распрямляясь… — … и обрушилось на него!
Что-то острое вонзилось Сэллери в стопу, и он завопил от боли. Толчок в грудь отбросил Дейна назад. Фонарь вылетел из пальцев, крутясь, выхватывая из тьмы куски зеленых лесных стен, ударился (Дейн отчетливо услышал этот звук), но не погас… Дейн, опрокидываясь на спину, взмахнул руками (в правой все еще был меч) и плашмя грохнулся навзничь. За миг до удара его уши резанул короткий вскрик. Дейн на какое-то время потерял сознание.
Очнулся Сэллери, вероятно, через несколько минут. Спина ныла. Никто его не трогал, и вокруг, если не считать цвирканья насекомых и скрежещущих звуков неизвестного происхождения, было тихо. Сэллери сел, прислушиваясь к собственному телу. Кости, похоже, целы. Отделался парой синяков.
Фонарь по-прежнему выбрасывал сноп света. Девушка?
Дейн подхватил фонарь, огляделся… Нет, она не убежала.
Она была здесь. Сэллери сразу увидел ее, едва направил луч на тропу.
Она тоже лежала на спине, как Сэллери — минуту назад. Но ей было уже не подняться. Меч Дейна вошел чуть выше подвздошной кости, прочертил глубокую борозду в живой плоти и вышел под левой грудью, оставив алую черту снизу, на безупречном полушарии. Острый, как бритвенное лезвие, клинок вошел в брюшную полость не меньше чем на шесть дюймов. Только мгновенный перенос в хорошо оснащенную клинику мог бы спасти девушку.
Дейн достаточно разбирался в подобных ранах, чтобы понять это.