– Не уверен, что имело место насилие, – пробормотал врач.
Но его не услышали.
– Так, – заключил полковник. – Мы не будем тревожить господина Еджава Вулбари непроверенными предположениями.
– Что же ему сказать?
– А вот это – моя забота, лейтенант. Матиуш! Ты тоже меня понял, верно?
– Да, Ленарт.
– Разрешите идти, сэр? – спросил Веерховен.
– Минуту, лейтенант!
Рейман подошел к Рихарду, приблизил почти вплотную свое длинное лицо.
– Штабб мертв, лейтенант, – сказал он. – Он был моим старым другом, но это для вас не так важно! А важно то, что теперь вы – единственный офицер, которому я могу полностью доверять.
– А капитан Мубарик, сэр?
– Мубарик – человек Вулбари. А вы – мой. И я надеюсь на вас, лейтенант!
– Я не подведу вас, сэр! – сухо ответил Beepxoвен. – Это всё, сэр?
– Да, – со скрытым неудовольствием произнес Рейман, отодвигаясь. – Да. Можете идти.
Веерховен козырнул и покинул лазарет.
За истекшие полчаса снаружи стало еще жарче. Больше всего Рихарду хотелось спуститься вниз к морю и выкупаться. Он отчетливо представил себе шелковую серебрящуюся поверхность океана, прохладную воду, обнимающую тело… Но никто, кроме патрулей, не имеет права покидать территорию базы. Это приказ полковника. Возможно, лейтенанта Веерховена он и не касается, но как отнесется Рейман к тому, что его офицер, вместо того чтобы заниматься делом, отправился купаться? А работы у Рихарда – непочатый край. Кому, как не ему самому, об этом знать!
Лейтенант вздохнул и зашагал мимо второго солдатского барака к своему домику. Сбоку от казармы трое поваров под навесом из пальмовых листьев жарили на открытом огне мясо. Рядом, в полностью автоматизированном армейском котле, варился суп. Веерховена позабавило сочетание этих двух способов приготовления пищи. Первому было по меньшей мере десять тысяч лет. Второму – чуть больше десятилетия.
– Хорошие финики, лейтенант! – Один из поваров стоял рядом и протягивал Веерховену кулек, свернутый из листа дынного дерева.
– Спасибо!
Сплевывая на землю косточки, Веерховен обогнул элегантное бунгало, стеклянная стена которого так и сияла на солнце, ответил на приветствие часового, истекающего потом у двери резиденции Вулбари, и подошел к собственному домику.
Построенный из таких же сборных конструкций, как и все остальное в лагере, трехкомнатный домик Веерховена выглядел все же приятнее, чем солдатская казарма. Он смотрелся бы еще лучше, если бы не ядовито-зеленый цвет деревянных стен и крыши. Но главной частью дома было не то, что располагалось над землей.
Войдя, Рихард пересек первую комнату и по узкому коридору прошел в крохотное помещение без окон. Наклонившись, он откинул крышку люка. Под ней была стальная плита с тусклым красным глазком в углу. Веерховен прижал к опознавателю большой палец, и плита с негромким жужжанием отползла в сторону, открыв винтовую лестницу, огибающую железный столб.
Стальная плита встала на место раньше, чем нога Веерховена коснулась последней ступеньки. И сразу же скрытая пружина вернула на место деревянную крышку люка. Это были естественные меры предосторожности: здесь, под зеленым домиком, размещался Контрольный Центр Управления всеми системами слежения и огня на острове.
Чернокожий охранник, вскочивший на ноги, едва сдвинулась стальная плита наверху, коснулся пальцем края каски и опустился на стул.
– Здравствуйте, лейтенант! – Один из операторов Веерховена, М'Танна, одарил начальника сверкающей улыбкой. Второго оператора не было: с двумя специалистами он устанавливал еще одну телекамеру на западном берегу острова.
– Привет!
Веерховен опустился в собственное кресло и ввел код. Один большой и три малых экрана могли дать «картинку» с любой из ста тридцати шести камер явного наблюдения и шестнадцати, допуск к которым открывался специальным паролем. Кроме того, со своего пульта он мог активизировать любую из огневых точек: от пулеметов на периметре базы до самонаводящихся ракет «поверхность» – «воздух» и «поверхность» – «поверхность», размещенных в шахтах по всему периметру острова.
Информация с камер открытого наблюдения поступала на шестнадцать дисплеев дежурного оператора. Каждую минуту изображения автоматически менялись. Вся информация записывалась и хранилась в течение шести дней. На седьмой девяносто шесть процентов ее уничтожались, если не поступало отменяющей команды.
К сегодняшнему вечеру, когда будут закончены работы на западном берегу острова, система войдет в автоматический режим слежения. То есть любое судно или самолет, оказавшиеся ближе чем в полумиле от острова и при этом ниже чем в тысяче футов над уровнем моря, будут уничтожены, если на них не установлен кодовый передатчик. Или если команда на уничтожение не будет отменена отсюда, из КЦ.