Нокс не стал комментировать эти факты или домыслы.
— Последний вопрос, доктор Фелл, и я успокоюсь окончательно. Почему вы мне все это рассказываете?
— Потому что меня просила об этом сама мисс Вейн, которая скоро придет сюда, чтобы лично изложить свою историю. Она жаждет с вами познакомиться, так как является вашей величайшей поклонницей.
— Что-что? — ошарашенно переспросил Нокс.
— Ничего страшного. Просто леди имеет определенные претензии на культуру. Она читала все ваши книги.
— Конечно, это весьма лестно. Но сказать, что она претендует на культуру, потому что читала мои книги, — все равно что объяснять то же самое чтением Уилла Дюрана[15] или Артура Брайанта.[16] Я восхищаюсь этими писателями, но…
— Хватит! — рявкнул доктор Фелл. — С меня довольно вашей чертовой скромности! Вы пишете на хорошем английском языке, несмотря на ваше произношение. Ваши лучшие произведения — «Квикверема[17] из Ниневии[18]» и «Холмистая английская дорога» — высоко оценены критикой. Мы не во всем с вами соглашаемся, но продолжаем вас читать.
— По крайней мере…
— Есть еще кое-что, друг мой, — вежливо перебил Нокса доктор Фелл. — Когда ваш день рождения?
— 14 июля — в день взятия Бастилии.[19] А что?
— Ее тоже. Тот же самый день, месяц и год — вы одного возраста. Леди каким-то образом об этом узнала, и это произвело на нее огромное впечатление. Она полагает, что звезды могут одинаково воздействовать на судьбы. Как вы относитесь к астральным влияниям?
— Астральные влияния, — начал Нокс, — напоминают мне… Ладно, не имеет значения. Вы не думаете, что нам необходима еще одна порция пива?
— Пожалуй, — согласился доктор Фелл. Он поднялся во весь свой внушительный рост, опираясь на тяжелую трость, но не успел подать знак стюарду.
Дверь в вестибюль открылась. Ее придерживал спиной высокий, крепко сложенный, добродушный на вид молодой человек со стрижкой ежиком и в безукоризненном смокинге. В курительную вошла Марджери Вейн.
Было бы несправедливым сказать, что она вбежала или выглядела запыхавшейся и выбитой из колеи. Закутавшись в норковое манто, она крепко стояла на ногах, легко приспосабливаясь к качке. Марджери Вейн была чуть ниже среднего роста, но благодаря осанке казалась статной и величавой. Ее глянцевые черные волосы были слегка растрепаны — очевидно, ветром на палубе. На знаменитое по многочисленным фотографиям лицо, где широко расставленные темно-голубые глаза причудливо сочетались с маленьким курносым носом и широким ртом, была так искусно наложена косметика, что никакая бледность не стала бы заметной.
Следом за ней вошла маленькая проворная женщина, неся в руке плечики для манто. Мисс Элизабет Харкнесс — она подписывалась полным именем Бесс Толливер Харкнесс — была одета в более скромную меховую шубку. Ее светлые волосы скрывала шляпа. Несмотря на очки в толстой роговой оправе, она была, как говорила Фей Хэммонд, отнюдь недурна собой, хотя очень немногие это замечали.
— Право же, Марджери, — послышалось ее бормотание.
Глаза всех были, как обычно, устремлены на Цирцею.[20]
Выскользнув из манто, Марджери Вейн продемонстрировала молодые плечи, почти девичью фигуру и изумрудно-зеленое платье — строгое, но в то же время модное и дорогое. Она передала манто компаньонке, которая тут же повесила его на плечики. После этого мисс Вейн двинулась вперед с чарующей грацией, одарив доктора Фелла ослепительной улыбкой.
— Пожалуйста, простите, но у меня есть причины быть немного distrait.[21] Я… я только что видела призрак.
Доктор Фелл не казался удивленным.
— В самом деле, мадам? Чей же это был призрак?
— Не имеет значения. К тому же я уверена, что мне это почудилось. — Она посмотрела на Нокса. — Конечно, этот джентльмен…
Доктор Фелл торжественно представил Филипа мисс Вейн, мисс Харкнесс и мистеру Лоренсу Портеру.
Розовощекий Лэрри Портер, распространяя густой аромат бренди и дружелюбия, шагнул вперед и вежливо протянул руку:
— Вы Филип Нокс, сэр? Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, что не увлекаюсь книгами. Но только что прочитал вашу «Холмистую английскую дорогу». Это здорово! Никак не могу забыть начало. — И, приняв позу, он начал декламировать высоким голосом:
Там, где когорты римлян шли и к Северну,[22] и в Рай,[23] Английский пьяница шагал, и пономарь, и сквайр. Извилистой дорогой все брели, не зная бед, Которой шли мы в Бирмингем[24] в ту ночь от Бичи-Хед. Куда сильней, чем Бонапарт, наш сквайр мне досаждал, И я вступать с французом в бой особо не желал. Но коль придется, был готов задать им жару я…[25]