— И чо? — усмехнулась Наташка.
— Она учила, а я ее ебал!
— Не устал?
— Не. Ей же много учить было.
— Ты.
— Ты, да кто б там говорил? Пойдем еще за ширму?
— Долой капиталистов! — воскликнул Юрий.
— Революция, — сказал я сонно, чувствуя, что голова моя начинает опадать на стол, точно лист.
Пьянство еще продолжалось, а я уже спал. Иногда меня спрашивали:
— Валера, ты чо, спишь?
— Не, — отвечал я, приподнимая голову.
— Валерик, не спи.
— Да не сплю я, не сплю.
— Не спи, Валерик, замерзнешь.
— Слушайте, давайте пацана уложим, чо он мучается…
— Ты, давайте его с Наташкой положим.
— Да ладно вам. Он уже спит!
— Я не сплю.
— Наливай!
— Не. Я не буду.
— Водка — это русский дух. Дух — это субстанция, которая, объяв пространство и время, обладает мозгами. Установлено, что именно субстанция заставила австралопитеков эволюционировать. Так, в арсенале первых людей, было довольно много вещей, ныне для нас недоступных. Среди них такие, как биолокация, телепатия, телекинез.
— Русские произошли от другого типа обезьян.
— Ды, в натуре.
— Предшественник русских людей сначала изобрел вино.
— Нет, обезьяна стала человеком, когда она закурила.
— А где она взала сигареты?
— Хуй его знает.
— Возможно, их привезли инопланетяне.
— Да, это была миссия.
— Русский человек произошел от медведя.
— Наташ, возьмешь?
— Да ты утомил.
— Да ладно.
— Я водки хочу.
— Налейте ей водки!
Это была замечательная, но несколько странная вакханалия, к которой я неожиданно присосался всей душой. Я внутренне понимал — этому способствовал опыт — что ничего лучше не может быть. Когда человек устремлен на карьеру, то высоко, в зените, ему видится некая звезда. До нее можно добираться и так, и эдак, офигевая в течение всего пути, уничтожая трудности, проходя (или нет) по головам. Но уже в середине пути можно понять — если только хватит честности — что все это — обыкновение. Это то же самое, что и есть, и пить, и смысл жизни, по большому счету, не так уж сильно разнится с видением жизни Сергея Демьяна.
Ж-жизнь — говно, а потом, а потом — с-смерть.
Другое дело, что не всем дано любить. Чаще всего любят себя. Иногда — до одурения, до самопроникновения, и это — самосекс, самосованье с оргазмом. Возможно, что именно этот термин сказал Петр. Но я плохо запомнил. Мне чудилось, что я вижу Ее. Хотя ее имя нельзя было писать с большой буквы. Оно было попрано, сброшено в ад и там горело.
Наверное, это имя я произносил сквозь сон. Никто о том не знает. Даже Бог — потому что его нет и быть не может.
Наверное, чаще всего я представлял ее в постели в другим. Этих других наверняка было очень много — все они были очень молоды и неопытны, и она учила их сексу, разгибаясь и выгибаясь. Я знал, что она просто была больна, и фраза из анекдота «где поймают — там и прут» была особенно актуальна по отношению к ней. Но теперь я уже не в силах был ее вылечить.
Возможно, что это был мой суфизм, и я не мог ничего сделать, определив ее на вечные муки. Но любое воображение, как и любая судьба, очень субъективны. Я мог ощутить ее где угодно, но в реальности она была жива, и — все так же глупа.
Казалось, еще немного — и я откажусь от действительности — мне захочется вернуться в прошлое. Может быть, такое уже было у вас. Но ничего нельзя было сделать. Я бы, скорее всего, вернулся. Глупость — это фейверк. Ничто другое так не фонтанирует.
Но уже год, как я забыл ее запах. Лучше всего, когда у тебя много женщин, и ты можешь раскладывать их, точно колоду. Это — алкоголь. Ты быстро припиваешься и начинать любить чисто его. Питие ради пития.
Именно поэтому погибают наркоманы и прочие торчи. Но центр насыщения — вещь не до конца химическая. Точнее — химия эта несколько виртуальна. Когда смертельно больные хотят вылечиться, это у них получается. Лежачие встают на ноги. Рак исчезает самим собой. Кажется, что происходят чудеса. Но условия — самые простые. Этого должна хотеть твоя сущность.
В большинстве своем, жизнь — падение. Жизнь не хочет быть здоровой. Она идет по конвейеру в клюв Орлу, и это ее устраивает.