Два друга пренебрегли лифтом и решили спуститься в гараж по лестнице — лестничный колодец гремел от эха их топанья и громких голосов. Металлические ступени заканчивались на площадке и снова ныряли вниз в противоположном направлении. Ниже трепетал свет настенной лампы, напоминая яркого умирающего мотылька, пришпиленного к плиткам болезненного больнично-зеленого цвета.
На площадке Деклан остановился и полез в свои сумки. Затем тоже нырнул вниз. Его собственные шаги не лязгали и не отражались от стен, словно он был призраком.
Парни пересекли гараж, проскальзывая между плотно стоящими всевозможными транспортными средствами, отражающими перенасыщенную смесь культур Панктауна.
Их собственная машина оказалась сильно помятым и поцарапанным черным хаверкаром, так обильно украшенным черепами и прочей символикой мексиканского Дня Мертвых, что напоминала праздничный катафалк.
— Счастливого Рождества, — сказал Деклан, шедший в паре шагов за спиной длинноволосого юноши, повернувшегося на голос.
Деклан протянул руку, словно предлагая подарок. Хотя больше он напоминал колядующего в Хэллоуин, потому что на его голову была натянута покрытая блестками маска мексиканского борца.
Ярко-красная сигнальная ракетница предназначалась для туристов — на тот случай, если они потеряются. Он потерялся. В ее барабане было шесть камер. Подобно Рэнди-Атласу с его шлемом и пушками, Рэнди-Атласу, мстителю и защитнику невинных, он выпускал ракету за ракетой прямо в лицо красивого длинноволосого парня.
По мрачному низкому гаражу заплясали отбрасываемые пламенем тени. Парень с воем упал на соседнюю машину, его руки били по розовому плавящемуся аду его лица, напоминающего лицо разъяренного демона. Деклану показалось, что за почти жидкой прослойкой пламени он разглядел проваливающуюся в себя плоть. Ему было жаль, что глаза его, должно быть, расплавятся. Жаль, что они не смогут увидеть это лицо, когда оно наконец остынет. Потому что Деклан был уверен, что он останется жить. Наука об этом позаботится.
Ракетница щелкнула вхолостую. Деклан развернулся и побежал. Не прекращая визжать, красивый мальчик упал между двумя машинами. Из-под них пробивался его шипящий жар. Друг, тоже визжащий, также согнулся за одной из машин, хотя и остался невредимым.
На бегу — сумка с куклой Рэнди-Атласа все еще зажата под мышкой, тесно прижата к груди, будто спасенный младенец, — Деклан уже не видел пламени, отражающегося от множества машин, холодных и выстроенных рядами, словно гробы в склепе. Огонь уже не сверкал на блестках уродливой маски, натянутой на красивое лицо, как не сверкал и на слезах в глазах, что блестели в ее прорезях.
Обитель пустоты
Титус остановился пообедать и «Крабовой лачуге Дж.-Дж. Рэдхука». Скрученные массы этих «крабов», а скорее каких-то родственников чешуйниц в жемчужно-белых панцирях, размером с лобстера, ожидали своей очереди в сетчатых корзинах, опущенных в емкость с водой возле лачуги. Емкость была большим охладительным баком, когда-то использовавшимся на ныне прикрытом литейном заводе «Пластэк». А эти самые крабообразные, разводимые мистером Рэдхуком, считали мрачные глубины бака домом. А еще Рэдхук выращивал в бассейне что-то вроде вьющихся водорослей, которые в готовом виде имели консистенцию лапши и приятно солоноватый вкус. Титус съел миску этих водорослей и запил слабеньким элем. Теперь он покинул «Крабовую лачугу» с большим стаканом кофе.
Он стоял у огороженного периметра бывшего охладительного резервуара и прихлебывал свой кофе, испускавший в морозный воздух пар. Он был любителем хорошего кофе, но считал, что и у плохого кофе вроде этого тоже есть свое фастфудовое очарование. Конечно, такой напиток неприемлем в хорошем ресторане, однако самое то для карнавалов, лотков в парке, крабовых лачуг и тому подобного. Холодные, сонно плещущиеся воды большого бака тоже испускали пар, который клубился у ног Дж.-Дж. Рэдхука, чья голограмма проецировалась над бассейном. Белые лапшеподобные водоросли по большей части произрастали на дне, но здесь и там их спутанные узлы плавали на поверхности, напоминая волосы утопленниц. Красные стены и сияющие окна деревянной «Крабовой лачуги» были пятачком тепла в туманной, вздымающейся ввысь серости окружающего их Панктауна.
Титус испытывал к «Крабовой лачуге» и вполне профессиональный интерес. А громада завода «Пластэк», в чьей тени и притаилось, подобно маленькому красному паразиту, заведение Дж.-Дж. Рэдхука, была ему еще более любопытна. Он работал разведчиком владений в одной из ведущих компаний Пакстона по торговле недвижимостью. Пространство имело здесь огромную ценность, поскольку Панктауну уже некуда было разрастаться, кроме как ввысь и в глубину. Он выискивал проблемную или заброшенную собственность, проводил расследование, а затем и инициировал ее покупку. Там, где сгорел старый дом, строился новый, на месте разорившегося торгового центра возводился другой, а там, где когда-то была устаревшая фабрика, бурлившая жирной и потной жизнью, появлялся парковочный гараж для по-спартански бесчувственного офисного здания.