Он попытался стереть образ убийцы, играющего на скрипке, но так и не смог от него отделаться: благодаря чипу, вживленному в мозг, он не только помнил все когда-либо увиденное, но и все то, о чем думал и что воображал. Он мог отложить образ, оставить его в хранилище. Теоретически он мог никогда его больше не увидеть, если бы только не принялся намеренно копаться в его поисках. Но на практике образы всплывали будто бы по собственной воле. Когда он лежал в постели, они проецировались на его внутренние веки, а когда открывал глаза, они проецировались на потолок спальни, погруженный во тьму. Он был одержим духом противоречия. Образы, отвергаемые сознанием, подсознание вытаскивало наружу. Это напоминало обкусывание ногтя до крови — такие действия не совершают осознанно. Когда он был еще мальчишкой, он ковырял корочки своих ссадин и съедал то, что удавалось содрать, а когда начинала сочиться кровь, он терялся, но затем присасывался к ранке, словно затем, чтобы выпить себя до дна. Вызов картинок был подобен желанию убить человека. Это был зов, который подчинял себе. И надежды на неподчинение почти не было.
«Колумбариум» — так назывался дом престарелых, который еженедельно посещал МакДиас, навещая свою мать. Кроме того, он звонил ей раз или два в неделю. По праздникам он приводил с собой жену и двух младших детей. Однажды его маленькая дочурка проснулась с криком и, заливаясь слезами, рассказала, что ей приснилось, будто она оказалась внутри бабушкиной кроватки вместе с ней, а бабушка умерла, и она не может оттуда выбраться. Она попросилась поспать с родителями, и МакДиас обнимал ее, уставившись в потолок и наблюдая за сменой пришедших незваными картинок. Его мать, моложе, улыбающаяся, такая красивая… Ее густые рыжие волосы, с которыми он обожал играть, когда был маленьким, завивая их пряди колечками вокруг своих пальцев…
Одна из медсестер за стойкой поинтересовалась, не желает ли он, чтобы она его проводила. Он сказал ей, что все в порядке, но она предложила позвонить миссис МакДиас, чтобы уведомить о том, что ее пришел навестить сын. Он согласился, проворчал слова благодарности и направился по знакомым коридорам, увешанным успокаивающими нервы картинами. Его туфли скрипели по слишком ярко начищенному полу. Номер его матери был 3–33 — запомнить вовсе не сложно, но в его памяти был весь путь. Его имплантант зафиксировал каждое пятнышко на полу. Каждый из взаимозаменяемых псевдоимпрессионистских пейзажей, развешанных на стенах. Царапины и облупившуюся краску на каждом из выдвижных ящиков, встроенных в стены рядами по три. Он подошел к ящику, помеченному 3–33, и в нерешительности уставился на него. Он находился в верхнем ряду. МакДиас не стал тратить время, выбирая один из складных стульев, хранящихся в нишах между группами ящиков, потому что редко мог заставить себя побыть с ней подольше. И ему не нужно было беспокоиться о том, что он загородит кому-нибудь дорогу к искомому ящику, поскольку, кроме него, в коридоре не было ни души.
Наконец он нажал на кнопку рядом с ящиком и сказал: «Привет, мама, это я». Потом он поднял задвижку, плавно выдвинул ящик из его ниши в стене и опустил его до уровня своей талии.
Он улыбнулся ей, а она через свой пузырь слабо улыбнулась ему. Ее гарнитура, через которую она говорила с ним, когда он звонил, и через которую она и прочие обитатели этого учреждения целыми днями смотрели фильмы, в основном мыльные оперы, и ток-шоу, съехала с ее глаз, чтобы она смогла посмотреть на сына. Для этого ей пришлось прищуриться. Она была скелетом, который вряд ли смог бы сделать пару шагов, если бы его освободили из плена стеклянного саркофага. Лицо ее было черепом, туго обернутым в кожу. Ему подумалось о черепах в квартире, которую он совсем недавно покинул. Ее седые волосы представляли собой несколько жалких клочков, напоминавших дымные струйки ее духа, пытавшегося выбраться из бренного тела, но плененного окружающим ее пузырем.
— Что ты смотрела? — спросил он, зная о ее любви к кино: эту страсть он всегда разделял.
— Передачу для садоводов, — сказала она ему. Динамик придавал ее голосу скрипучесть.
— Разве ты больше не захаживаешь в Сеть, мам? Это было бы для тебя полезно. Пообщалась бы с людьми…