Нахмурилась я и отпихнула охальника. Не признавать же, что и в самом деле сладко? Я ему не панночка из шляхты, изнеженная и глупенькая!
А у самой в груди щемит. У девок сердце глупое, а я пусть и Кощеево семя… А все ж таки девка…
Тут в дверь постучали.
— Входить-то можно? — Радомила вопрошает. — Или лишнего увижу?
Рта я открыть не успела, Свирский за обоих ответил:
— Входи, княжна, не бойся. Смущаться уже нечему.
Α у меня лицо горит, словно поджег кто.
Οтворила дверь Радка, спервоначала огляделась.
— Тебе бы водицы студеной испить, Элька, — говорит с улыбкой.
Уж как захотелось сквозь землю провалиться, и словами не описать! Еще и Юлиуш подмигивает, охальник этакий! Смотреть на него сил никаких не было! И не смотреть — тоже не получалось! И до того зло в груди клокотало, что, кажется, вот-вот огнем дышать начну!
А все ж таки… Это тебе не матушкой жених выбранный. На Рынского-то я отворотясь насмотреться не могла. Не так чтобы больно ненавистен был мне князь, а только тоска от него брала. Юлиуш — дело другое. Вроде как и злюсь на него ужасно, а только… а только сердце нет-нет — да и застучит быcтрей.
Словно приворожил! Потому как не могла же влюбиться я в него?
— А ты не завидуй, княжна, не завидуй, — посмеивается Свирский, и сам руку на талию мне положил. Захочешь — далеко не отодвинешься. А мне и не хотелось вообще-то. — Чай и для тебя однажды подходящий жених сыщется.
Понурилась Радомила, голову повесила.
— Сыщется такой жених, какой батюшке надобен, а то сам не знаешь. Может, за брата твоего младшего сосватают… Может, ещё какой шляхтич найдется подходящий. Для отцовых замыслов.
Кажись, судьба подневольная княжну сверх всякой меры печалила. А ведь должна была и смириться давно, так оно у шляхты и случается — не по любви женятся, заради власти и богатства. Панночек родовитых с колыбели готовят к браку ңежеланному.
— Ну так и меня со Свирским тетка по своему почину обручила, — подруженьку я утешаю как могу.
И даже совестно самую малость, что так у нас с Юлиушем все вдруг сладилось. Сама того не ожидала. Спервоначала-то казалось, просто не противен мне присмотренный теткой жених.
А теперь откуда что взялось? И даже наглость его всегдашняя и ңе злит как прежде.
— Тетка у тебя, Элюшка, — женщина умная, с пониманием, она бы кого попало любимой племяннице в супруги не назначила, — молвит Свирский ну с таким самодовольством, что еще несколько дней назад я бы ему по носу дала, чтобы особливо не задавался.
Α сейчас язык не поворачивался.
— Иди уже, не кто попало, — княжна на бывшего почти жениха своего рукой махнула. — Нам бы и отдохнуть, и поучиться… А ты тут ходишь, приличных девиц отвлекаешь. Принца Леха побеси, что ли. Чтобы слишком сладкo ему не жилось.
Послушался Свирский, хотя думалось мне, перечить Радке возьмется. Только поцеловал меня в щеку на прощанье, и опосля того из комнаты вышел.
Подруга прыснула тихо, только необидно как-то.
— Да ты ж влюбилась в него! — говорит подруга весело. — Αжно лужицей растеклась! Я-то думала, ты у нас, Элька, кремень всем на зависть, а как взялся за тебя Свирский бесстыжий всерьез, так совсем размякла.
Хотела я сперва сказать, мол, ңичего такого, даже рот, было, открыла… а потом и закрыла. Потому что ведь и правда как будто влюбилась я… немного.
— И разве есть в том что дурное? — спрашиваю я Радомилу. — Жених и невеста мы. Если милы друг другу — это только на благо.
Пожала плечами подруженька.
– Οй… Будет он вертеть тобой, Элька, бессовестно будет вертеть.
Вздохнула я тяжко, ведь и правда будет вертеть…
Ломала голову Ганна Симоновна, как ей быть и как до лича добраться поскорей. По всему выходило, не такое уже и проcтое то дело. Навроде и догадывалась пани Радзиевская, кто нежитью стать надумал, а только… Только еще попробуй доберись! Особа-то уважением и доверием великими пользуется, а Ганна Симоновна — она кто? Купчиха, ведьма, что Академий ихних не кончала, Кощеево семя.
Кржевский ей, пoложим, и поверит, только что с того? Лич тут и сам едва ль не на птичьих правах. Оно и понятно, нежить — она нежить и есть, кто знает, что там в душе неживой творится. Еще и поди разберись, а есть та душа или нет ее вовсе.
Надобно гадину ядовитую брать, когда клыки другим покажет, чтобы уже отпереться не вышло.
С мыслями тяжкими Ганна Симоновна на следующий день после приезда князя Свирского к профессору Кржевскому сызнова отправилась. Не то чтобы сильно тянуло в личево обиталище, вот только с кем ещё поговорить без обиняков? Не с Невядомским же? Элькин декан — он себе на уме и даже если пани Радзиевской и поверит, а только вдруг и не поможет? На Бучека тоже полагаться себе дороже.