— Что теперь будет?
— Не знаю, барышня.
— Лошади нас понесли?
— Точно так, барышня.
— Хорошо, что так, а то ведь могли и в воду попасть!
— Не приведи Бог!
— Ну, а что же мы теперь сделаем?
Петрек пожал плечами.
— Домой далеко?
Петрек, вопреки этикету, махнул рукой.
— Не меньше трех миль!..
— Никого здесь нет вблизи?
— Нет.
— Значит, нужно возвращаться пешком?
— Как, барышня, вы хотите перейти по воде? Не перейдете!..
— Что ж будет? — произнесла Мэри, удерживая слезы.
— Может быть, мне сходить в имение за другими лошадьми, а барышня здесь подождут…
— Мне придется здесь ожидать одной!? — крикнула с испугом Мэри.
— Здесь, барышня, ни живой души, ни зверей нет. Никто сюда не придет. Я мигом сбегаю. Вы, барышня, не перейдете по болоту — тут вода… Ведь мы проехали не дорогой. Вы, барышня, легко обуты, можете простудиться и заболеть. Сидите, барышня, в коляске, сюда и мышь не заберется. А я побегу. — И, не ожидая ответа, Петрек повернулся и побежал.
— Петрек! — крикнула Мэри с отчаянием.
— Мигом, мигом, барышня, — ответил Петрек, прыгая по кочкам на болоте.
Слезы ручьем полились из глаз Мэри. Она прижалась в угол коляски, укуталась накидкой, и стала плакать, молиться и проклинать момент своего выезда из Загаевиц, затем вообще из Варшавы, наконец — день рождения и даже день свадьбы родителей.
Вскоре значительно похолодело.
Мэри должна была решиться встать и поискать под сиденьем попоны.
К счастью, они там оказались. Закуталась ими. Было, по крайней мере, тепло.
Вокруг была такая тишь и глушь, что казалось, будто на сотни, тысячи миль нет и признаков жизни. Но взволнованное воображение Мэри стало оживлять и эту глушь и тишь… Ей казалось, что по болотистым лугам бродят какие-то странные чудища, что страшные утопленники высовывают из озера отвратительные головы.
— Только бы прошла эта ночь! Только бы прошла ночь! — шептала она, кутаясь в попоны.
Ночь проходила медленно — но вот забрезжил рассвет. Когда Мэри, задремавшая, не смотря на страх, открыла глаза, на небе, среди золотистых и багряных тонов, маячило мглистое, огромное и мощное солнце.
На голубую гладь Пшиховского озера падали желтые полосы света, и в тех местах, где сквозь мглу пробивались золотые солнечные лучи, там загорались на воде искрящиеся розы и огненные зеркала. Было очень рано.
Мэри смотрела по сторонам. Сон укрепил ее, и дневной свет успокоил. Над головой кружили уже стада крикливых чаек, то приникая к земле, то взвиваясь в воздух с пронзительных писком. Цапли с длинными шеями и острыми клювами плыли уже в воздухе медленно и торжественно. Дикие утки и другие болотные птицы, названий которых Мэри не знала, — должно быть, дупеля и бекасы, перекликались в траве или перелетали с кочки на кочку.
Вдруг Мэри увидела прелестную картину: огромный олень шел лугом к озеру.
— Ведь не нападет же он на нас?! — думала она, вспоминая все, чему учили ее по зоологии ее учителя.
Серны порознь или стадами проходили и пробегали по болоту, другие паслись, изредка поднимая головы и оглядываясь по сторонам. На нее как-то они не обращали внимания. Она тихо сидела в поломанном экипаже, укутавшись в попоны.
Становилось светлее и теплее. На землю падала золотистая солнечная пыль.
Солнце пробивалось сквозь мглу. День засиял во всем блеске.
Мэри сбросила попоны и выскочила из экипажа. Она была очень голодна, все тело ныло, но она чувствовала себя бодрой.
Солнце отразилось в воде — заблестело все озеро, и множество прелестнейших красок заиграло на его голубой глади.
— О, как здесь хорошо! — шепнула Мэри, становясь на сухую кочку.
И какая-то незримая сила бросила ее на колени и заставила поднять вверх руки. Мэри стала молиться.
— Природа! Великолепная и величественная! — шептала она. — Природа, дивная и опьяняющая!
Душа моя плывет к Тебе, сердце мое полно восторга и непостижимых грез…
Природа, мать всего живого!
Я хотела бы быть прекрасной, как Ты, и чистой, как твой свет, доброй, как Твоя живящая мощь.
Твои чары вливаются в сердце мое, и в груди моей шум, как шум деревьев в лесу…
Потом Мэри стало казаться, что солнечный свет излучает из себя какие-то прозрачные, светозарные видения… Какой-то огромный хоровод призраков с лилиями и пальмами в руках, в белых одеждах… И хоровод стал приближаться к ней из озаренных далей…
«Роза саронская, — звучала песнь, — роза цветущих долин и ароматных рощ…
Ароматных рощ, рощ, что никогда не увядают…