– Отец ничего не решает в моей жизни, – ответил я Хочману. В газетах его называли доктором или профессором, но я был уверен, что никакой ученой степени у него нет. Вынув сигару, он предложил ее мне, но я отказался. Не хватало только, чтобы я начал кашлять и задыхаться перед ним.
– Почему же? – спросил он. – Отец есть отец, ортодокс он или нет.
– Вы все знаете, вот и объясните мне почему.
Этот дерзкий, но уверенный ответ все решил. Хочман ухмыльнулся и взял меня на работу, предположив, что мальчику с длинными волосами и в черной одежде ортодоксальных евреев будет легче найти подход к людям и вызвать их на откровенность. И оказался прав. Мужчины поверяли мне свои тайны, рассказывая, как убежали от придиравшихся к ним жен или влюбились в христианку, и утверждали свое право на свободу. Я был хорошим слушателем и никак не комментировал услышанное. Я так преуспел в этом деле, что вскоре Хочман стал платить мне вдвое больше, чем я зарабатывал на фабрике. К большому огорчению отца, я перестал там работать. Утром я спал, а ночи проводил на улицах. Хочман был известной фигурой, и даже «Таймс» обращался к нему за помощью, когда пропадали дети или полиция не могла решить ту или иную криминальную загадку. Некоторые из наших соседей считали, что я вырос, благодаря своей новой работе, в глазах других я вконец запятнал свою репутацию. Все зависело от того, кем был человек и каких убеждений придерживался.
Этой зимой я нашел пропавшего семилетнего мальчика из ортодоксальной еврейской семьи, о котором писали во всех газетах. Полагали, что его похитили, – возможно, кто-то из тех заведений на Третьей авеню, где секс стоил гроши. Я опросил нескольких друзей мальчика с его улицы, и все они говорили, что он был непоседой, часто убегал по ночам из дома по пожарной лестнице и бродил по берегу Ист-Ривер, мечтая отправиться в морское плавание. Я стал искать на улочках возле реки. То и дело я наталкивался на безработных и бездомных, у которых была одна цель – выжить. Эти бедняки обитали на окраинах города, с трудом добывая себе пропитание. Я понимал, что лучше держаться от них подальше, – они могли проломить человеку голову только ради того, чтобы стащить его ботинки. Благодаря высокому росту, я казался старше своих лет и начинал без удержу сквернословить, когда ко мне приближались, так что никто ко мне не приставал. К тому же я завел обычай носить в кармане нож для защиты и пару раз показал его типам, проявлявшим ко мне слишком большой интерес.
Я нашел пропавшего мальчика под Бруклинским мостом – архитектурным достижением, считавшимся одним из чудес света. Он лежал в трубе, по которой вода стекает с набережной в реку. Очевидно, удрав из дома, он забрел слишком далеко, устал и забрался в трубу, где и уснул. А в это время ударил мороз, и он замерз до смерти. Мне было знакомо желание убежать из дома, и, наверное, поэтому судьба мальчишки взволновала меня. Я потряс его за плечо, но он не реагировал. Я вытащил его из трубы и долго сидел рядом с ним. По правде говоря, какого бы крутого парня я из себя ни строил, с трупами я еще не сталкивался. В нашей деревне убили много людей, но они превратились в пепел, развеянный ветром. Я не мог заставить себя посмотреть парню в лицо, боясь, что тогда его образ будет преследовать меня повсюду. Неподалеку я нашел одеяло и, отвернувшись, накрыл им мальчишку. Я был еще так наивен, что думал, будто мертвые чувствуют холод. Чтобы ему было удобнее лежать, я свернул свое пальто и положил ему под голову. Когда я собрался уходить, опять пошел снег, и я радовался тому, что мать мальчишки, которую приведут сюда полицейские, не почувствует ауру смерти, окружающую это мрачное место, а увидит нечто, напоминающее о небесах, – белоснежный береговой склон и своего сына, мирно спящего с моим пальто под головой.
Хочман организовал королевские похороны. Мать мальчика цеплялась за руку Ясновидящего, как будто он был ее спасителем. Все газеты напечатали фотографии на первых страницах. Было ясно, что бизнес Хочмана благодаря этому расцветет еще пышнее, соответственно, возрастет и моя зарплата. В свои двенадцать лет я уже зарабатывал достаточно, чтобы купить себе новое пальто. Отцу я тоже купил пальто, но он ни разу не надел его, оно осталось лежать в коробке у него под кроватью. С тех пор я тратил деньги только на себя.