Выбрать главу

Тем временем колесница свернула с главной аллеи, и, подпрыгивая, покатилась по узким дорожкам все дальше и дальше в глубь кладбища, туда, где вокруг свежевырытой ямы ждали их могильщики похоронного предприятия. Какой сырой казалась эта могила — достаточно было хоть час пролежать в ней, чтобы получить ревматизм, — и до чего тяжелой выглядела выброшенная из ямы глина.

Мысли Макулы независимо от его желания были далеки от смерти. Он шел и сердито отдувался, выражение лица у него стало необычайно упорным, как у человека, который назло всем и вся (и самому себе) безропотно перенесет все превратности судьбы.

— Еще несколько шагов, дядя Дьюла: уже видно могилу, — сказал ему Янош, а когда увидел горькое выражение посеревшего дядиного лица, то подошел к нему ближе и обнял.

— Оставь меня, сынок, — мягко отстранился от него Макула, — я могу еще и сам держаться на ногах.

Он действительно еще мог держаться на ногах, у него даже мелькнула обиженно-гордая полуулыбка. Он стер ладонью с лица дождевые капли и взглянул на катафалк.

Ни один из них не пришел. Ни один. Не пришел Бунетер. Не пришел секретарь партийной организации товарищ Липпаи, уж не говоря о представителе из министерства! А ведь мог бы прийти по крайней мере главный референт Дьёрдь Кюллё, если уж начальник отдела Ференц Шомош не удосужился сесть в машину и заглянуть сюда хоть ненадолго. Им даже не нужно было здесь задерживаться, только приехать и сказать: «Примите мои соболезнования, товарищ Макула!» — Пожатие руки. — «Примите соболезнование» — пожатие. — «Примите соболезнование» — пожатие. Всего три рукопожатия, и перспектива его жизни сделалась бы совсем другой. Люди увидели бы, что он не какой-нибудь там… не какое-нибудь ничтожество… От некоторых рукопожатий человек растет. Не из-за Терезы — они ведь даже не были знакомы с ней, бедняжкой, — а из-за меня, из-за меня…

Катафалк проехал мимо вырытой ямы и покатился дальше. Значит, это не та могила, не та, а ведь скоро и конец кладбища, они приближаются уже к подножию холма, уже видна изгородь. Вот так на кладбище становится ясным, в каком ряду жизни ты находишься, а скрыть и завуалировать этого уже нельзя. Макула весь дрожал, ноги у него подкашивались, теперь уж он сам оперся на руку племянника.

Не пришел ни один из них! — думал он про себя. — А ведь им прекрасно известно, в каком положении было бы у нас в стране снабжение овощами, не представь я своих соображений. Овощей ведь очень много и сортов масса, так что их совершенно невозможно вот так просто распределить в централизованном порядке. Что же я сделал? Потребовал децентрализации! Я составил четырнадцать заявлений с различными текстами, работал и днем и ночью, сутками напролет. Мои заявления прочитали по меньшей мере сто человек, и ни один из них не заметил, что, по существу, в каждом из заявлений написано одно и то же, только немного разными словами. Так был создан Государственный Шпинат. И наше предприятие занимается исключительно одним шпинатом. Хе-хе! Помню, как выбирали название для предприятия… «Предприятие по торговле шпинатом?..» — Плохо! — сказал я, — слишком длинно и не звучит. — «Государственное предприятие по сбору шпината в Венгрии?» — Плохо. Опять слишком длинно, а потом, если предприятие государственное, то где же ему собирать шпинат, как не в Венгрии. Очень плохо. Надо дать предприятию короткое и звучное венгерское название, крестьяне не станут учить таких длинных фраз. — Уже и тогда я заботился об интересах крестьян, ну а если мы еще децентрализуем морковь, тыкву, репу… Доберемся и до этого, у меня уже есть кое-какие наметки!

Мысли Макулы бродили по извилистым тропам среди огородов, где растут централизованные и нецентрализованные овощи, в голове у него вертелись десятки способов их сбора и распределения. Он вернулся к действительности только тогда, когда колеса катафалка, проехав по мокрой траве, совсем утонули в грязи у выкопанной могилы. О боже, подумал он, ведь мы погребаем Терезу… Похороны Терезы?.. Возможно ли это? Да, мы ее хороним, но хороним после смерти, а меня… меня хоронят заживо… И горькие рыдания потрясли все его тело.

— Дядя Дьюла, дорогой дядя… — окружили его родственники и те немногие из знакомых, кого не смутили плохая погода и дальняя дорога.

Коллеги пытались успокоить его:

— Товарищ Макула, дорогой товарищ Макула! Вы так храбро держались до сих пор, так мужественно, и вдруг… — сказала ему его секретарша Кришгане.

— Два года назад и я похоронил жену, — попытался утешить его товарищ Шурек. — Ничего не поделаешь! Надо жить, работать…