Отношения между Тинко и Граначами на другой день вовсе не оказались испорченными, как это можно было бы ожидать. Обе семьи были связаны такими крепкими, хотя и невидимыми нитями, что порвать их было бы делом нелегким. Тинконе договорилась за двадцать форинтов привести в порядок и очистить от ненужного хлама, накопившегося за лето, подвал у Граначей: скоро должны были привезти уголь, для которого требовалось освободить место. Двадцать форинтов — это такая сумма, которая хотя и не может аннулировать состояния борьбы, но зато может притупить ее остроту.
Утром Тинконе как ни в чем не бывало явилась к Граначам за ключом от подвального помещения.
Госпожа Эстер дала ей ключ и, ни словом не намекнув на ночное происшествие, приветливо сказала:
— Всю мебель, душа моя, которую вы там найдете, выставьте в коридор. Старый холодильник, вы знаете какой, задвиньте в самый угол. Битую посуду сложите на холодильник, а доски с кровати отнесите на чердак. Старую газетную бумагу соберите в одну кучу и вымойте пол.
— А пол зачем мыть? — спросила Тинконе. — Все равно туда свалят уголь и дрова. В двадцать форинтов не входит мытье полов.
Они немного поспорили, договоренная сумма увеличилась на три форинта, и эти три форинта их немного сблизили.
А Тинко тем временем сидел перед дверью своей квартиры в старом соломенном кресле, опустив ноги в большой цветастый таз. Времени у него было достаточно, так как его швейцарским заботам была поручена только вот эта трехэтажная вилла. Когда-то давно, после первой мировой войны, был у него патент электромонтера, но мастерской у него никогда не было, так как в виллах на холме Роз работы для него хватало и без мастерской. Тинко и теперь подумывал, что, может быть, стоило бы снова взять патент — получить его от городского совета вовсе нетрудно, — но патента все-таки не брал, зная, что и без него проживет на жалованье швейцара, надбавку за топку печей, случайную работу в соседних домах по своей бывшей специальности, плату за большие и малые перевозки и на другие, подобные этим, доходы. Если не считать язвы желудка, здоровье у него было хорошее и работать он мог вовсю. Ему предлагали вступить в кооператив электромонтеров их района, но его не устраивали существовавшие для членов кооператива расценки. Язва желудка возникла у него на нервной почве, поэтому он и не хотел связывать себя работой с утра до вечера.
Теперь он сидел у двери дома, парил ноги в большом тазу, грелся в лучах осеннего солнышка, а сам не сводил глаз с орехового дерева.
Кому достанутся все эти орехи?
Тинко посматривал на тяжелый груз орехов на ветках дерева и размышлял. Пусть катится к черту этот Гранач, пусть хитрит и ругается сколько угодно; ореховое дерево почти целиком переметнулось на сторону Тинко. Ствол дерева, правда, растет в саду Гранича, но ему, Тинко, все же интересно посмотреть, как полезет этот банкрот за проволочную изгородь собирать орехи в саду у соседа. Дерево принадлежит тому, на чьей земле вырос ствол? Но почему? В каких законах это написано? А если у дерева такой кривой ствол, как у этого ореха, тогда положение совсем меняется. Ствол в саду Гранача, ветви — у Тинко. Искалеченное дерево. Ну и что же? Существуют искалеченные люди, лошади, собаки, свиньи, так почему не быть искалеченному дереву? А для калек даже сама жизнь создает особые законы.
Тинко распустил в воде кусочек мыла. Хотя таз был большой, искривленные пальцы Тинко торчали из мыльной пены. Он потирал их, потом выпрямлялся и потягивался.
Да, так он и сделает! Робику, сыну Граначей, он выделит немного орехов, мальчонка их очень любит, а остальные возьмет себе, что бы там ни провозглашали законы. Только смерть сможет помешать ему. Вода в тазу совсем остыла, нужно было полотенце, а жена ушла убирать подвал у Граначей. Тинко сунул мокрые ноги в соломенные туфли, пошел на кухню, принес оттуда еще горячей воды и разбавил ее холодной прямо из шланга, чтобы не обжечь ноги, которые у него и так сделались кумачового цвета.
Да чего там? — продолжал он размышлять. Гранач — трус, ни за что не отважится прийти сюда собирать орехи, нет, не отважится… Не такое у него происхождение, чтобы осмелиться… Ну а если он и придет? Не придет. Жена будет его, правда, подстрекать, но он все же не придет, кишка у него для этого тонка… А если все-таки? Ну, Тинко позаботится, чтобы ни одного ореха не осталось на дереве к тому времени, когда Гранач придет за ними. Ни одного ореха, чтоб черт его в пекло унес!.. Но-о-о о-о-он не-е-е придет! Он будет караулить там, за проволокой, пожирать орехи глазами, но руками ему до них не дотянуться, для этого надо прийти на эту сторону. А Гранач и носа сюда показать не посмеет.