Экономка одобрила это намерение и пожелала госпоже доброй ночи – на этом ее истории, слава богу, закончились.
Через несколько минут вернулась Хетти, закончить свою работу, а еще через четверть часа леди Гренвилл осталась одна. Когда ей было о чем поразмышлять перед сном, молитвы Эмили были весьма краткими, но она не испытывала чувства вины. Если Господь видит ее старания выяснить правду и воздать виновному по справедливости, он не осудит ее за небрежение. А если Бога не существует, как нынче утверждают некоторые научные умы, то и вовсе не о чем печалиться. Леди Гренвилл и сама не знала, хотела бы она существования высшей силы, будь у нее возможность выбирать, но держала свои мысли при себе. Они могли шокировать не только ее родителей и знакомых, но даже рассудительную Джейн и образованного, просвещенного джентльмена, каким себя считал лорд Гренвилл.
Услышанное от миссис Даррем внесло разнообразие в ее ежевечерние рассуждения. Последние два или три дня Эмили чувствовала, что смертельно устала снова и снова думать об одном и том же – как и где отыскать кончик нити, которая приведет к убийце Бет, а возможно, и мисс Вернон.
Сегодня же вопросы, которые она формулировала так и этак, словно пытаясь найти скрытый ответ в самом вопросе, обрели более явственную, конкретную форму.
– Кто из девушек крадет дорогие безделушки в Гренвилл-парке? И кто эта «она», которой так боится Диана? – Эмили чувствовала, что должна найти ответы, и поскорее. Пожалуй, на первый вопрос ответ у нее появился сразу же после того, как экономка рассказала о кражах. В том, что воровкой может быть Бланш Гунтер, леди Гренвилл была почти уверена. Почти, потому что после множества совершенных ошибок она дала себе слово быть осторожнее в суждениях.
Без доказательств обвинить мисс Гунтер невозможно, но Эмили давно подмечала в глазах Бланш зависть, когда девушка смотрела на роскошные платья и драгоценности дам, проживающих в поместьях вокруг Торнвуда. Леди Гренвилл хорошо помнила, как девушка смотрела на изумруды миссис Блэквелл в тот день, когда первые ученицы пансиона сопровождали миссис Рэйвенси на благотворительную рождественскую ярмарку.
– Что она делает со всеми этими шкатулочками и статуэтками? – Эмили вспомнила список, составленный экономкой. – Оставить их себе она не может, значит, она должна как-то избавиться от них, скорее всего продать, чтобы иметь возможность потратить деньги на новую шляпку или перчатки. Как жаль, мисс Гунтер, стремление стать богаче пересилило вашу честность… Может быть, стоило бы обыскать спальню Бланш, чтобы найти украденное? Но девушка хитра и может заявить, что нечистая на руку служанка нарочно подбросила ей похищенную безделушку – это весьма популярный сюжет в романах, и Бланш наверняка сумеет отговориться. Нет, поймать ее можно только за руку! Надо ли мне сказать миссис Даррем, чтобы пристальнее следила именно за этой девушкой? Или я ошибаюсь, и воровка – Диана? Или Полли? А если они все трое сговорились? А Бет знала о вероломстве своих подруг, решивших обокрасть дом, в котором их приняли со всей добротой и заботой? Боже, я, кажется, вот-вот приду к мысли, что бедняжку убил кто-то из учениц пансиона!
Получается, кражи и убийство могут быть звеньями одной цепочки, за которую ухитрилась потянуть миссис Даррем! Выходит, суперинтендент Миллз должен знать и о воровстве в Гренвилл-парке, и о разговоре девушек?
– Нет, я не могу представить себе, что кто-то из этих трех девушек – убийца! Ни одна из них не напоминает мне Кэтрин Рис-Джонс. – Эмили мысленно отмахнулась от ужасной сцены, развернувшейся в доме Рис-Джонсов в тот день, когда преступления Кэтрин были разоблачены. – Я допускаю, что бедность и связанные с ней унижения могли подтолкнуть одну из них к воровству, но чтобы убить, надо быть злодеем или безумцем! Пока я ничего не скажу ни Миллзу, ни кому-либо другому. Да мне и вовсе пора прекратить думать обо всех этих ужасах, иначе я не смогу радоваться счастью Кэролайн и Филиппа!
Только мысль о том, что скоро она увидит радостные лица сестры и ее жениха, позволяла Эмили засыпать каждую ночь, порой так поздно, что до пробуждения прислуги оставались даже не часы, а минуты. Вот и сейчас леди Гренвилл убаюкивала себя воображаемыми картинами скорой свадьбы до тех пор, пока эти картины не сменились другими, посылаемыми ей из другого мира, призрачного мира сновидений.
Казалось бы, неприятностям пора было покинуть Гренвилл-парк и найти себе другое пристанище, но кто-то свыше решил иначе. Накануне отъезда в поместье лорда Уитмена заболел лорд Гренвилл. Эмили два часа проплакала от обиды на судьбу и злости на Уильяма, который будто нарочно простыл именно тогда, когда от него требовалось исполнение светских обязанностей.