Его звали Евгений Тихомирович. Женя. Тридцать пять, скорее всего, женат, руководитель небольшого предприятия. Тихо и мирно себя чувствовала с этим клиентом Кристина – в кольце рук как в кольце стен. Защищенной. В самую первую ночь они долго говорили. Прижав девушку к плечу, словно близкого человека, а не шлюху, Женя спрашивал о ее жизни. Щурясь от пара, курил вишневый вейп и слушал. Действительно слушал, не притворялся. На следующий раз он заказал к ее приходу котлеты по-киевски – запомнил, как она обмолвилась, что любит их. Женя дарил Кристине разные приятные мелочи, сувениры из заграничных командировок. У кровати всегда стояли свежие цветы. Но главное – он слушал. И говорил о разных интересных вещах. Об искусстве, которого Сажа в глаза не видала, не считая дешевых репродукций со стразами в номерах гостиницы. О политике, в которой не понимала ничего. О далеких странах, которые были слишком далеко, чтобы поверить в их существование… Но Женя умел говорить так, что все становилось понятным, ощутимым. Достижимым. Стоит захотеть – и мир упадет спелым яблоком к твоим ногам.
Кристина влюбилась. Впервые в жизни. Первая любовь пришла поздно и протекала болезненно. Кристина ждала его звонка, как манны небесной. Мечтала, что он проплатит ей эксклюзив – хотя бы на месяц. На полгода. Может, и вовсе женится, заберет ее в далекий сияющий рай – такие истории постоянно рассказывались девочками, пока «папочек» и «мамочек» не было рядом. А вдруг это правда? В жизни же должны происходить чудеса – иначе зачем жить? Женя ведь так заботится о ней, что это, если не любовь?
– Я сказала ему сегодня… Не смогла больше, ляпнула с порога. Сразу. Спросила, что он собирается делать дальше? Со мной?
Кристина сжалась в комок на диване, уткнулась в колени лицом. Лев молча ждал продолжения, ощущая, как в груди закипает тяжелый гнев. Не на того неведомого Женю-мудака, а на себя-дебила. Поразвлечься захотел, пидорас?! Бабло заплатил, расселся ждать… Думал, уебок, только о том, чтоб не нарваться на жалость… Не потерять, блять, лица. А о той, что придет отдавать свое тело, как мясо, не думал?!
Он стиснул поручни кресла так, что побелели пальцы.
– И что… он ответил? – просипел Лев, заранее ощущая, как ответ даст ему по башке рикошетом.
Она вскинула сухие глаза и криво улыбнулась.
– Трахать. Трахать, конечно, что еще делать со шлюхой?
Кристина уставилась в то же окно, что недавно сверлил взглядом Лев.
– Посмеялся. По-доброму так, знаешь… А что? Ничего не случилось же. И я… – она быстро смахнула слезы с глаз. – Я его ударила по щеке. Даже не знаю, за что. И ушла. Мне теперь… – она осеклась, затихла.
Помолчав, Кристина очнулась, засуетилась. Сдвинула в сторону чашки, присела на колени у кресла.
– Ты прости, что я тебе это все… – затараторила она, – Ты скажи мне, я все тебе сделаю, я все умею…
Лев схватил ее за руку, заставил поднять лицо.
– Дурочка. Хочешь что-то сделать – посуду вон помой, я это терпеть не могу.
– Я не должна, – бормотала Кристина, порываясь гладить его по ногам, – Два прокола за ночь – это конец… Митяй меня… Он, знаешь…
– Заткнись уже, – гавкнул Лев, откатываясь в сторону. – Что у тебя пластинка заела, а?! Говорю – не надо! И Митяй твой не узнает! Спросят – скажу, ебал все три часа без перекура! Не можешь чашки сполоснуть – я сам!
Он грохнул поднос себе на колени, брякнул на него посуду. Сажа вскочила, сгребла все в охапку и метнулась на кухню. Через минуту зашумела вода. Лев подъехал к окну, открыл створку, вдыхая сырую ночь. Кристина вернулась, присела на край дивана, аккуратно расправила полу халата на коленях.
– Ну чо, Криська, – обернулся Лев, – мож, кино какое глянем? Отвлечься. Еще время осталось…
Ноут мерцал на столике, бормотание фильма превращалось в мерный гул, а то и вовсе исчезало. Лев изо всех сил держался, чтобы не вырубиться тут же, на диване. На плече у него тихо посапывала Сажа. Взъерошенные черные волосы щекотали шею, и это усыпляло еще больше. Спать было нельзя, нужно следить за временем. Поставить будильник на телефоне он не догадался, а теперь мобила лежала далеко, а будить девушку Лев не хотел.