Наконецъ въ корридорѣ раздается звонокъ. Фреймутъ встаетъ и уходитъ. Снова шумъ въ классѣ, снова меня окружаютъ, я безсчетное число разъ долженъ повторять свое имя и фамилію. Является другой учитель. На этотъ разъ я нѣсколько оживаю — это Ивановъ.
Ивановъ неуклюже помѣстился на каѳедрѣ, то и дѣло прикрывая волосами свою шишку на лбу. Онъ развернулъ журналъ и, будто въ утомленіи, склонилъ голову. Такъ продолжалось двѣ, три минуты. Мальчики зашумѣли, пюпитры поднимались и опускались, на дальнихъ скамейкахъ завязалась даже драка.
Ивановъ поднялъ голсву, обвелъ классъ быстрымъ взглядомъ и тихо проговорилъ;
— Ну какъ-же вамъ не стыдно!.. не шалите… сидите смирно… мнѣ и такъ уже господинъ Тиммерманъ вчера замѣтилъ, что у меня всегда шумно въ классѣ…
— Мы не будемъ, Александръ Капитонычъ!.. — крикнуло нѣсколько дѣтскихъ голосовъ, и мгновенно воцарилась полнѣйшая тишина.
Ивановъ сталъ переводить глаза съ одного мальчика на другого. Наконецъ, его взглядъ остановился на мнѣ. Онъ едва замѣтно и ободрительно кивнулъ мнѣ головою, какъ старому знакомому, и затѣмъ приступилъ къ спрашиванію урока.
— Штуббендорфъ! — вызвалъ онъ.
Недалеко отъ меня поднялся со своего мѣста бѣленькій хорошенькій нѣмчикъ, немножко курносенькій, съ голубенькими какъ фіалка глазами.
— Вы знаете сегодня вашъ урокъ? — спросилъ Ивановъ,
— Знаю! — неувѣренно отвѣтилъ нѣмчикъ.
— Такъ разскажите!
Нѣмчикъ началъ что-то, очень путаясь, о персидскомъ царствѣ и о царѣ Кирѣ. Я слѣдилъ за нимъ и тотчасъ-же замѣтилъ, что сосѣди ему подсказываютъ по книжкѣ. Замѣтилъ это и Ивановъ.
— Опять подсказыванье! — грустнымъ тономъ проговорилъ онъ:- а еще обѣщали, что никогда не будете. Ну, можно-ли вамъ теперь вѣрить? Штуббендорфъ, пойдите сюда, къ каѳедрѣ!
— Александръ Капитоновичъ, простите! — сказали подсказывавшіе мальчики:- въ послѣдній разъ, это мы ошиблись, у васъ никогда не будемъ подсказывать…
— Что такое — у меня?! Вы ни у кого не должны подсказывать… вѣдь, я вамъ объяснялъ, что этимъ вы мало того, что обманываете учителя, но дѣлаете вредъ товарищу, большой вредъ, отучаете его отъ работы и ему, чѣмъ дальше, тѣмъ будетъ труднѣе…
— Да и вы тоже, — обратился онъ къ нѣмчику опять, — не знаете урока!
На фіалковыхъ глазахъ показались слезы.
— Что-же мнѣ дѣлать? — жалобно пропищалъ нѣмчикъ. — Вы посмотрите, Александръ Капитонычъ, въ журналѣ у меня по всѣмъ предметамъ „пять“ да „четыре“, а у васъ то „двойка“, то „дубъ“!.. всегда вы меня, всегда голодомъ морите!..
— Какъ голодомъ морю? — удивленно воскликнулъ Ивановъ:- какъ?!
— Какъ-же, вѣдь, за единицу почти вовсе безъ обѣда оставляютъ.
Ивановъ промычалъ себѣ что-то подъ носъ, чего инкто не разслышалъ.
— Такъ что-же мнѣ съ вами дѣлать? Не ставить-же пятерки, когда и разобрать невозможно, что вы тамъ такое бурчите! Неужели такъ ужъ трудно приготовить урокъ?!
— Ужасно, ужасно мнѣ трудно изъ исторіи! — еще жалобнѣе пропищалъ нѣмчикъ. — Учу, учу, и никакъ не могу запомнить!
Ивановъ пожалъ плачами.
— Ну, хоть въ слѣдующій-то разъ, постарайтесь запомнить, а теперь садитесь.
И нѣмчикъ, отчаянно слѣдившій за движеніемъ его правой руки, державшей перо, вдругъ весь такъ и вспыхнулъ, и радость изобразилась на его курносенькомъ личикѣ. Онъ убѣдился, что Ивановъ не поставилъ ему никакой отмѣтки.
— Алексѣевъ, отвѣчайте вы…
Поднялся рядомъ сидѣвшій со мною большой, лѣтъ четырнадцати мальчикъ, съ довольно красивымъ, но блѣднымъ лицомъ, хилый и вялый. Я уже съ нимъ познакомился и этотъ сосѣдъ казался мнѣ очень страннымъ, какимъ-то старикомъ.
Какъ-то онъ будетъ отвѣчать?!..
Алексѣевъ отвѣтилъ безъ запинки, не перемѣняя интонаціи.
— Слово въ слово, по книжкѣ, - съ неудовольствемъ замѣтилъ Ивановъ, — А, вѣдь, я вамъ не по книжкѣ разсказывалъ. Вы думаете — пятерка, а нѣтъ — четверка, да еще и съ минусомъ. Я васъ не зубрить учу, а знать и разсказывать. А вы, вотъ, сегодня вызубрили, а завтра все какъ есть и позабудете!..
Алексѣевъ сѣлъ на свое мѣсто, потянулся, зѣвнулъ, съѣжился и сталъ не мигая смотрѣть въ одну точку.
„Старикъ, совсѣмъ, совсѣмъ, старикъ!“ — подумалъ я про него.
Ивановъ спросилъ еще нѣсколько учениковъ, а потомъ сталъ разсказывать къ слѣдующему уроку. Все, что онъ разсказывалъ мнѣ было давно извѣстно. Я уже прошелъ всю древнюю исторію и началъ среднюю. А все-же я съ большимъ удовольствіемъ слушалъ Иванова, — такъ онъ хорошо и живо разсказывалъ.