– Неужели вы думаете, что я останусь в Англии, когда моя дочь уедет? – Мужчина откинулся на спинку дивана и с изумлением смотрел на эту молоденькую девушку, предлагавшую ему принять на себя заботы о его падшей дочери. – Ваше благородство восхищает меня, но я не приму этой жертвы и не позволю Энид принять ее. Вы еще так молоды и должны следовать своим путем, а общество моей заблудшей девочки закроет перед вами все двери, лишит возможности составить свое счастье.
Эмили прикусила губу, пытаясь найти еще какие-нибудь аргументы в пользу своего предложения. Теперь, когда все это прозвучало вслух, она почувствовала, как слабы ее доводы, какой неопытной и глупой она, должно быть, кажется этому человеку.
– Я только хотела помочь Энид не чувствовать себя одинокой и самой найти свое место, – пробормотала она, едва не плача.
Рикман сделал движение, будто хотел взять ее за руку, но вовремя вспомнил о находящихся в гостиной людях и сдержался.
– Ваше место не рядом с нами, мисс Барнс, – как мог мягко сказал он. – Были мгновения, когда я полагал, что может быть иначе… Но теперь это неосуществимо. Я всегда буду благодарен вам за эти слова, поверьте, и Энид тоже не забудет вашей доброты. Когда-нибудь, когда разговоры утихнут и мы с дочерью сможем вернуться домой, мы будем рады узнать, что у вас все сложилось хорошо. Теперь же мне лучше оставить вас, дамы за ближайшим к нам столом изо всех сил стараются догадаться, о чем мы с вами беседуем. Ни к чему давать им возможность злословить и о вас.
Он поднялся, слегка поклонился Эмили и отошел к джентльменам, наблюдающим за игрой в дальней части комнаты. Эмили вновь склонилась над альбомом, опасаясь, что по выражению ее лица миссис Кронбери и другие дамы догадаются о неприятном объяснении, произошедшем между нею и мистером Рикманом.
Вскоре подали чай, и Эмили постаралась выглядеть беззаботной. Две молодые дамы, некогда окончившие пансион Святой Маргарет, посвятили целых четверть часа воспоминаниям и засыпали Эмили вопросами о состоянии дел в школе, за что она была им весьма признательна, ведь они отвлекли ее от собственных переживаний и заставили собраться с силами.
Миссис Кронбери была так гостеприимна, что предложила Эмили остаться в своем доме до следующего дня. В отведенной ей комнате, уютной, заполненной изящными безделушками, Эмили полусидела-полулежала в обитом желтым ситцем кресле и вспоминала свой разговор с мистером Рикманом.
«Что ж, он вполне ясно выразился, – думала она. – Его чувства ко мне не успели развиться настолько, чтобы он хотел связать со мной свою жизнь, невзирая на другие заботы. Если бы он полюбил меня, принял бы мое предложение уехать вместе с Энид и сам бы пожелал к нам присоединиться. А он лишь сказал, что все могло бы быть иначе… Но ничего уже не изменится, он намерен сам защищать свою дочь…»
Эмили поплакала от обиды, мистер Рикман не был с ней груб, но он отверг и ее помощь, и ее привязанность. Успокоилась она не сразу, но к тому времени, когда Эмили озябла и решила, что пора все же лечь в постель, она уже испытывала одновременно и разочарование, и облегчение. Ей больше не нужно строить предположения относительно чувств мистера Рикмана и пытаться понять, сколь глубока ее симпатия к нему. Она не влюблена, это она теперь ясно понимала, а значит, не будет страдать из-за чувства утраты. Рикман привлекал ее, но не управлял ее сердцем, и она не повторит ошибку Энид, выйдя замуж не за того человека.
Она по-прежнему будет сопереживать Энид, а к сочувствию мистеру Рикману прибавится не влюбленность, а лишь благодарность за то, что он не позволил ей совершить глупость и изменить свою жизнь под влиянием необдуманного порыва. Если бы сейчас в пансионе ей было так же хорошо, как осенью, когда она успела привыкнуть к новому дому и новым заботам, ей бы и в голову не пришло последовать за Энид.
– Кажется, я так же эгоистична, как Хелен, – пробормотала Эмили, устраиваясь среди подушек и подушечек. – И уж вовсе не способна на самопожертвование, как думает мистер Рикман. Я просто хотела устроиться получше и одновременно позаботиться о бедной несчастной Энид. Как странно, я никогда не думала о себе как о человеке дурном!
С этой успокаивающей мыслью Эмили и уснула, а утром от вчерашних угрызений совести не осталось и следа.
25
Мистер Рикман все же сообщил дочери о желании мисс Барнс поддержать ее, и через две недели Эмили получила от Энид письмо, наполненное благодарностями и довольно откровенное.