Поскольку Магнуса Торга весь день не было в пансионате — он все еще пытался нащупать какой-то след и без конца опра шивал жителей Ломмы, — встреча господина Овицкого с офи цером полиции состоялась только за ужином. К моему велико му удивлению, forste kriminalassistent вовсе не был шокирован появлением этого человека, видно, он был предупрежден на чальством. Если так, то это еще одно очко в пользу дипломата. Наверно, он еще в Стокгольме связался с министерством и толь ко после этого приехал в Ломму.
После ужина Магнус Торг пригласил поляка в библиотеку. Я был доволен, когда он обратился и ко мне:
— Я думаю, господин доктор, вы нам не помешаете.
А дипломату пояснил:
— Доктор Нилеруд очень помогает нам в этом деле. Он пре красный хроникер и ведет дневник, весьма полезный для след ствия. Кроме того, господин Нилеруд — судебный врач. Правда, он на отдыхе и оказался здесь случайно, но тем не менее помог нам установить моменты смерти всех жертв этого таинственного убийцы.
Витольд Овицкий любезно улыбнулся.
— Конечно, — сказал он, — я не имею ничего против при сутствия господина Нилеруда. К тому же у меня нет каких-либо особых сведений. Просто я знал госпожу Янссон, и она уже после приезда в Ломму звонила в Стокгольм, на Карла веген, в наше посольство. Она разговаривала со мной. Посколь ку интересы следствия требуют выяснения контактов госпожи Янссон, я решил приехать сюда и сообщить вам некоторые под робности.
Теперь я все понял. Несомненно, Магнус Торг выяснил, ка кие междугородные переговоры велись из нашего пансионата в те дни, когда здесь была госпожа Янссон. Его не мог не заин тересовать разговор с посольством. Вот почему Овицкий оказал ся в Скании. Я уже пятнадцать лет работаю судебным врачом, у меня немалый опыт и все же я не могу заметить ни малей шего промаха в действиях этого молодого следователя. Он де лает все, что возможно, но успехов пока никаких. Что за про клятое дело!
Когда мы уселись в удобные кресла, Витольд Овицкий заго ворил:
— Я знаю госпожу Янссон очень давно, с тех самых пор, как она оказалась в Швеции. Тогда всех бывших заключенных гитлеровских концлагерей, доставленных в эту страну, благода ря акции Фольке Бернадота поместили в больницы и дома от дыха. Там эти люди постепенно восстанавливали здоровье и душевное равновесие, утраченное в страшных лагерях. Наше посольство поддерживало постоянные контакты как со швед скими властями, так и с бывшими заключенными польского происхождения. Тогда я и познакомился с Марией Янссон. Мне довелось узнать историю ее жизни.
— Это очень интересно. Директор Янссон ничего не мог ска зать нам по этому поводу. Знал только, что у его приемной ма тери нет в Польше никаких родных.
— Совершенно верно, — подтвердил дипломат. — Госпожа Янссон не любила возвращаться к страшным воспоминаниям и не делилась ими даже с тем, кого любила как родного сына. Скажу кратко: ее семья жила в Польше, отец был лесничим. В 1942 году в их доме появились немцы и нашли там раненого партизана, которого хозяин не успел спрятать. Лесничего геста повцы застрелили на месте, дом сожгли, а мать, жену и четве рых детей отправили в Освенцим. Марии тогда было семнадцать лет, она была старшей дочерью. Ее братьям было тринадцать и одиннадцать, а младшей сестре — девять лет.
— Таких маленьких отправили в концлагерь? — удивился я.
— Там были и поменьше, — заметил Овицкий и продол жал: — Когда товарный поезд, набитый людьми, прибыл в Освенцим, эсэсовцы выгнали всех из вагонов, построили и стали по очереди подводить к офицеру СС. Тот движением тросточки отправлял одних направо, других — налево. Это называлось селекция. Тех, что оказались слева, самых молодых и крепких, погнали в лагерь, чтобы перед смертью они еще поработали. Остальных: стариков, женщин и детей сразу отправили в газо вые камеры и потом сожгли в печах крематория.
— Ужасно! — вырвалось у Магнуса Торга.
— Марию отправили налево, а вся ее семья в тот же день оказалась в газовой камере.
— Это страшно! — не удержался я.
— Вы, и особенно молодое поколение, считаете рассказы о гитлеровской оккупации преувеличением. А ведь тем же спосо бом, что и семья госпожи Янссон, только в Освенциме было уничтожено три миллиона людей. Моя родина потеряла в тече ние этих пяти лет больше шести миллионов человек. Из них меньше четырехсот тысяч погибло с оружием в руках, осталь ные — в тюрьмах и концлагерях.