«Терплю до ночи», — решил Пэтрэкел.
Но жена вечером поставила три стула у его кровати и улеглась рядом.
Умаялась она за день и уснула, а крошка-дед потихоньку в окно вылез, чтобы дверью не скрипеть.
Планов в голове у него было множество, и первым делом спустил он с привязи собаку, но посреди двора чуть не упал, — земля закачалась под ногами, как лодка на воде, — и еле-еле добрался он до дома. Пелиница спала, свернувшись калачиком.
А наутро он увидел, что лежит привязанный к кровати верёвкой.
— Так ты, значит, гуляешь по ночам! — говорила Пелиница, уперев руки в боки, как это делают генералы. — Так, получается?
Приуныл, Пэтрэкел. Надо же дожить до того, что собственные ноги до собственных ворот не могут донести. Умереть, как собака на привязи.
От расстройства прямо на глазах худел крошка-дед Пэтрэкел. Дошло даже до того, что его с ложечки кормили.
Вот теперь и привязывай, если есть кого привязывать. Да и жена его похудела от горя, осталась одна тень.
— Не иначе, внутри у него что-то оборвалось, — плакала Пелиница.
По вечерам она зажигала лампаду — не дай Бог, умрёт в темноте.
Однажды проснулся дед Пэтрэкел ночью, крутился-крутился, развязал верёвку, поднатужился и встал с кровати.
По стеночке, по стеночке — вышел во двор. На пороге дух перевёл и прошёл к ореху. Лестница оказалась на месте. Кое-как забрался он на орех, с которого грохнулся, выбрал место поудобнее и привязал себя верёвкой к стволу. Коль суждено умереть, так лучше тут, на дереве!
А Пелиница проснулась, вышла в сад — смотрит: на орехе из-под листьев ноги болтаются и верёвки кусок. Ужас на неё напал. Но вдруг она слышит:
— Дай поесть, Пелиница! Чего-нибудь вкусненького!
Обмерла она и на кухню побежала. Навалила в миску всякой еды и на дерево полезла. Захватила с собой на всякий случай и ночной горшок.
— Пока не выздоровлю, на землю не слезу, — говорил дед. — Это дерево меня уронило, оно меня и вылечит.
Королевское молоко
На охоту Великий Крошка — король Панталонии брал с собою королевскую корову Флорику. Ведь каждый вечер Его Величество пил полведра молока. А если, не дай Бог, давали ему молоко от простой крестьянской коровы — бедный король всю ночь маялся: то снилось ему, что собака его кусает, а то и пастухи палками бьют.
— Стража! — кричал король, проснувшись в холодном поту. — Догнать! Задержать! Обезвредить!
И стражники уносились неведомо куда, неведомо за кем, только двое оставались сторожить короля у изголовья его постели.
Но стоило королю заснуть, как он снова попадал в дремучий лес, и никого вокруг не было, только один хромой волк гнался за ним и ужасно щёлкал зубами. Король просыпался, дрожа как осиновый листок, и набрасывался на стражу:
— Дармоеды! За что деньги получаете?
— Ваше Величество, — жаловались стражники, — мы ваш сон посмотреть не можем! Как же защищать, если не знаешь — от кого?!
Да так уж получалось, что король видел во сне то, что с коровой приключилось, от которой брали для него молоко. Вот поэтому и приходилось королевскую корову Флорику за королём всюду водить. Гуляла она, где хотела, на лучших королевских лугах. Была она толстая и молоко давала успокоительное, без сновидений и привидений. А от волков и собак корову охранял королевский пастух.
Пастух был вообще-то парень неплохой. Но когда королевским пастухом стал, зазнался: и с коровой, и без коровы ходил важно да медленно, руки за спиной, шею длинную вытягивал, а голову высоко задирал. Если, случалось, кто из знакомых мимо проходил и здоровался, он только минут через пять отвечал, когда уже рядом никого и не было.
— Какая дивная пена! — радовался вечерами Великий Крошка, глядя на ведро королевского молока, от которого шёл пар. — Поэтому и сплю я крепко-крепко, будто меня кто на волнах качает, убаюкивает…
За спокойный сон король платил пастуху немалое жалованье.
«Важная у меня работа! — думал пастух. — Этой корове только волю дай, она такими сорняками брюхо набьёт, что король ночью из дворца через дымоход полезет. А сам я теперь, пожалуй, в королевской свите — всюду за ним с коровой хожу».
Пастух так заважничал, что в конце концов купил себе на ярмарке шляпу из очень дорогой рисовой соломы и трость с набалдашником, с какими только советники короля ходили. Шляпу он надел на свою продолговатую голову, а трость в лесу спрятал. Он не на шутку размечтался стать королевским советником по коровам.
— Ты не смотри, что я на простую палку опираюсь, — говорил он корове Флорике. — Пока что мою трость только ты одна и видела, но наступит день, когда я с этой тростью на виду у всего королевства пройдусь.
Флорика смотрела на него и думала о зелёной бархатной травке и сладкой воде.
«Сначала старшим по коровнику стану, потом советником по коровам, — мечтал пастух. — А потом, кто знает, может, и во главе Панталонии окажусь?! Все крошки, большие и маленькие, будут передо мной шапки снимать. Вот так». — И пастух приподнял свою шляпу из рисовой соломы. Ещё раз и ещё. Потом вспомнил, что у него голова продолговатая, и шляпу поглубже нахлобучил.
Слушала его Флорика день, два, неделю. Похудела, и бока у неё ввалились, потому что он её только в лесу и пас, в том месте, где трость прятал.
Вот однажды снова принялся пастух мечтать и про трость болтать, а потом вдруг спрашивает:
— Ты хоть знаешь, Флорика, кому молоко даёшь? Кого каждый вечер усыпляешь?
«Что это ещё значит? — подумала Флорика и внезапно рассердилась. — Что она — дура, что ли? За кого он её принимает? За обыкновенную корову с четырьмя копытами и хвостом? А кого король повсюду с собой водит? Посмотри-ка на него, входит в королевскую свиту! А что ж корова — нет? Корова тоже в свите! Вот так».
Тут Флорика вдруг протянула свою губу и шляпу с головы пастуха слизнула. Голодная была. В один миг сжевала шляпу, аппетитно похрустывая соломкой. Пастух и орал, и плакал, но шляпу уж не вернуть.
В тот вечер король, как обычно, выпил полведра молока и лёг спать.
— Баю-бай! Баю-бай! — спела ему перед сном королева, и Его Величество вскоре заснул.
Среди ночи проснулась королева: король что-то бормотал.
— Эх, был бы я старшим по коровнику… — с ужасом услышала она.
— Что такое?! — закричала королева и растолкала мужа. — Ты хочешь стать старшим по коровнику?!
Король протёр глаза и очень удивился.
— Чего? — говорит. — Это, наверно, моя голова с подушки упала!
Стукнул он по подушке кулаком, положил голову в ямку от удара и снова заснул.
А у королевы сон как рукой сняло. Смотрит в потолок и думает: «Неужто свихнулся?». Лежит — дышать боится: как бы короля не разбудить. Вдруг опять слышит:
— Стану я, Флорика, советником по коровам, а потом — королём!
Намочила королева полотенце, положила на голову Великому Крошке. Доктора вызвать побоялась. А то назавтра всё королевство узнает, что с головой у короля не в порядке.
Утром в дверь постучали, и в спальню вошёл… пастух.
— Ты меня звал, король? Я пришёл, — сказал пастух и хотел было снять шляпу, позабыв, что её корова сжевала.
— Я? Тебя звал? Ты что, спятил?! Вон отсюда!
Пастух попятился к двери, но набрался храбрости:
— Ваше Величество, говорят, что вы ночью, когда вторые петухи пропели, велели меня старшим по коровнику назначить. Дежурный советник за дверью не спал и ваш голос своими ушами слышал.
— Ага-а-а! — понял король, сбросил со лба полотенце, нахлобучил корону и грозно засверкал глазами. — Чем ты вчера мою корову накормил, негодяй?! Признавайся!
Пастух от ужаса онемел.
— Собираешься старшим по коровнику стать?!
— Не виноват я, Ваше Величество, — взмолился пастух. — Я её холил и лелеял, а она мою шляпу сожрала!