— А перец? — я сглотнул слюну. — С перчиком не переборщили?
— Вот, что я скажу тебе, Бекк! — начала она.
Но что она собиралась сказать, осталось покрытым мраком. Бойцова ткнула пальчиком в ухо, сработала фурнитура.
Строгая прапорщица нахмурилась.
— Как так? Вы у меня под трибунал пойдете! — пригрозила она собеседнику. — Срочно мне машину!
Забыв обо мне, она устремилась прочь, только сапожки засверкали. Потом вспомнила, обернулась и погрозила пальчиком. Этот жест я не любил со школы.
В лагере повеяло тревогой. Захлопали двери, мимо пробежали курсанты. Залаяли невидимые псы. Напрасно я кричал, стараясь привлечь внимание. Вскоре я остался в полном одиночестве. Все покинули лагерь.
Я уселся на землю напротив испорченной еды и попытался представить ее обратно в тарелках. Ароматную. С парком. Потом я мысленно брал ложечку, медленно размешивал бульончик, рассматривая как всплывают куски мяса и разваристая картошечка, как разворачиваются капустные листья. А гуляш? Есть тысяча способов кушать гуляш. Не есть, какое холодное не эмоциональное слово, а именно кушать. Насаживать на вилку, макать в соус. А если кусочки крупные, но ножиком их, ножиком.
Кто — то захихикал, и я разом оказался на ногах. Богом клянусь, я ничего не слышал, ни шагов, ни шороха. Отвлечь меня невозможно, это рефлекс, выработанный годами. (Ну и врачи, наверняка, что — то модифицировали). Так вот я ничего не слышал, а когда оглянулся, увидел маленькую девочку.
На вид лет 10. Волосы убраны в два легкомысленных хвостика. Одета в белую кофточку и сарафан с бантиком. На ногах сандалики со сбитыми до полного обесцвечивания носами.
— Извини! Не хотела пугать. У тебя был такой горестный вид.
Одинокий ребенок в покинутом в спешке лагере спецназа выглядел странновато.
— Как тебя зовут? Где твои родители? — спросил я.
— Лиля! А родители… там! — она сделала неопределенный жест.
Обслуживающий персонал, понял я.
— Не знаешь, что случилось?
— Кто — то сбежал! — легкомысленно ответила она.
— Почему ты не дома? — попенял я. — Это может быть опасно.
— Ничего опасного, во всем лагере только мы с тобой! — пожала плечами.
У меня возникла идея.
— Ты не могла бы подать мне несколько кусочков мяса? Они здесь в траве?
— Есть с пола негигиенично! — с умным видом заметила она.
Один раз в Африке я жрал сдохшего ишака, но говорить этого ребенку по понятным причинам не стал.
— А ты преступник? — спросила она.
Я опешил.
— С чего ты так решила?
— В этом домике всегда живут преступники. До тебя тоже был дяденька. Долго. Потом у него что — то взорвалось, ему все оторвало, и он умер.
— Херово! — вырвалось у меня.
— Это плохое слово! — нахмурилась она.
Я извинился.
— А какое преступление ты совершил?
Я честно ответил, что никакого.
— Тот дяденька тоже так мне говорил!
У меня в мозгу что — то щелкнуло. Домик явно под неусыпным наблюдением, подойти к нему просто так нереально.
Глядя дитенку прямо в глаза, я уточнил:
— А в прошлый раз, когда ты разговаривала с предыдущим арестантом, тоже кто — то сбежал?
И добавил:
— Это ты сбежала, Лило!
Зрачки ее стремительно увеличились — до размеров глазницы. Выпад последовал с такой скоростью, что я успел лишь упасть, чтобы уйти из — под удара.
Но Лило не била. Ухватив за ногу, она поволокла меня за границу моей незримой тюрьмы. Конечно, я сопротивлялся, безо всякого эффекта. Меня словно бульдозер волок.
— Лило, стоп! — прозвучал властный окрик.
Девочка замерла в неестественном наклоне вперед. Мой ботинок практически вылез за пределы тропинки. Браслет на ноге раздвинулся, из него вылезло пусковое устройство — чтобы было страшнее.
Я осторожно высвободил ногу и вполз обратно за тропинку.
— В следующий раз я могу и не успеть! — вальяжно заметила Бойцова.
Два ЧП грузили третьего в подъехавший фургон.
— Ну и монстров вы здесь наплодили! — уважительно заметил я.
— Это еще далеко не все, на что мы сподобились! — пообещала Бойцова.
— Есть хотите? — спросила старший прапорщик.
— Как вам сказать? — уклончиво ответил я. — Не то чтобы сильно. Просто с голодухи у меня сильно бурчит живот, и это мешает мне спать. Так что неплохо было бы что — то закинуть.
Она кивнула, и один из ЧП протянул мне то, что я давно учуял по запаху. Хлеб. Целую буханку. Она была еще горячая, только что из печки. Чтобы не обжечься, я перекидывал ее в руках.