— Ешьте, уважаемый Адольф Александрович! Не стесняйтесь! Чего вы? — попеняла Анюта с поистине материнской сердечностью.
— Нехай остынет!
У меня 2 дня не было маковой росинки во рту. Если я сейчас проглочу этот горячий хлеб — меня уже не откачают.
— Так не пойдет, тащ майор! — мило улыбнулась она. — Или ешьте так, или верните обратно!
— Но если я съем это, то могу умереть? — уточнил я.
— Можете, — легко согласилась девушка. — Произойдет закручивание кишечника вокруг брыжейки с последующим некрозом и — амба.
— Не надейтесь отбить у меня аппетит! — я продолжал заговаривать ей зубы.
Буханка в руке ощутимо остывала на свежем воздухе, и через какое — то время ее можно было есть безо всякого вреда для здоровья даже мне.
— Он тянет время! — поняла Бойцова. — Забрать у него еду!
Драться с ЧП бессмысленно, сопротивляться бесполезно. Я упал навзничь, поворачиваясь в падении на 180 градусов.
Сделал это быстро, но ЧП был еще быстрее. Не так, скорость его передвижений не укладывалась в сознание. Он создавал ощущение, что владеет телепортацией — мгновенным перемещением в пространстве. Только что был в 5 метрах, и вот уже выламывает руки.
Я и не надеялся сохранить добычу, но сжал руку, круша хлебную корку и захватывая мякиш.
ЧП руку разжал и аккуратно выскреб крошки. Когда он встал, я остался лежать.
— Вставай, майор, ты же офицер, а не свинья! — сделала замечание Бойцова.
— Я инвалид, мне можно не вставать при дамах! — сказал я глухо в землю.
— Ну и черт с тобой! — ругнулась она и ушла.
Мне никогда не везло с девушками.
Мне привиделся пустынный город. Берег моря забран в бетонные плиты. Дома от воды отделяла неширокая улочка, заставленная припаркованными автомобилями. От берега в море тянулись ряды дощатых причалов с яхтами. Яхт были сотни.
Впереди шла компания — 3 женщины и мужчина. С ними ехал ребенок на велосипеде. Двое из женщин несли объемные сумки.
Я представления не имел, как здесь оказался. Перенесся аки Великий Лука.
Девочка остановилась и оглянулась. Я понял, что это Лилия.
— Лило, не отставай! — поторопила одна из женщин.
— А ты чего встал? — сказала Лило уже мне.
Я оглянулся, но кругом никого, значит, точно мне.
— Да, Адик, тебе говорю! — менторским тоном произнесла она. — Чего сопли распустил? Хлеба ему не дали! Ты же боевой офицер! В Африке гнилого осла трескал!
— Это голодные галлюцинации! — успокоился я. — На самом деле я лежу сейчас в своём казённом домике и глаза у меня стеклянные.
— Какая разница! Пошли, чего покажу!
Я пожал плечами. Действительно, какая. Браслет то там остался, а в своих глюках я свободен.
Припекало солнышко. Вдоль домов вереницей стыли машины. И ни одного человека кроме нас.
Спустя какое — то время мы подошли к невысокому постаменту с железным макетом корабля. В морских судах я разбираюсь довольно поверхностно, хотя пару раз десантировался с них.
Судя по всему, это был ракетный крейсер, о чем свидетельствовало пирамидальная вышка РЛС перед ходовым мостиком, служащая для наведения ракет, и сами пусковые устройства по бортам вдоль носовой надстройки.
Я прочитал надпись внизу и все вылетело у меня из головы.
«Господи, Спаси и Сохрани.
Экипажу крейсера «Академик Легасов».
Членам экспедиции через Ламанш.
Неведомое забрало вас.
Но Родина помнит.
87 год. Шербур».
— Но экспедиции еще не было! — вырвалось у меня. — Они что, все погибнут?
Женщины молча достали из баулов вино и закуску. Налили в бумажные стаканчики. Один передали мне.
— Помянем!
Я взял стаканчик и начал обходить памятник.
— Не надо! — предупредила Лило.
Но было поздно. С оборотной стороны скульптор использовал нетрадиционную задумку, словно вскрыв крейсер.
Там были мертвые люди. Много мертвых людей с закрытыми глазами.
В глюках, как и во снах не работают логические блокировки, и страх поглощает вас целиком. Мне стало так страшно, что я даже очнулся.
Я очнулся от тишины. Тишина давила на уши.
Обычно первыми начинали орать курсанты из соседних домиков. Лаяли собаки. Громко включали ретранслятор.
Ничего. Вакуум.
Почуяв непривычную легкость в ноге, взрывчатку на ноге не обнаружил. С остервенением расчесал след от кандалов.
Встал с койки, с трудом выпутавшись из скрученных простыней. Вышел на крыльцо. Ветер шумел в соснах, и более никаких посторонних шумов, свидетельствующих о присутствии людей.