Недалеко открыли новую пекарню с обалденными оладьями по 15 рублей. Главное не брать по 7 рублей, это они вчерашние продают. Я один раз нарвался, жевал твердые мучные тельца, пахнущие почему-то одеколоном. В голове билась единственная мысль, как же все не так устроено в этом мире.
Чудом избежал приступа. Мой лечащий врач предупредил, хоть один приступ, и место мне в психушке. Мне туда нельзя. Я там деградирую и умру.
Единственное, что держит меня на этом свете, это удовольствие. Свежие оладушки, сметанка, пельмени, колбаска. Я затариваюсь в специальном отделе для пенсионеров МВД, где продают пельмени и колбасу из мяса.
Обычные покупатели косятся, но я не стараюсь не обращать на них внимания. Они не виноваты, они не знают, что мне нельзя есть суррогаты, если я не испытаю радости от приема пищи, то в жизни вообще ничего не останется, чему я бы мог обрадоваться, и тогда я лягу, прекращу есть и пить и в установленные природой сроки умру.
Я подумывал, чтобы альтернативой пище сделать секс. Девушки следующих поколений гораздо раскованнее в сексе, это я вижу по их откровенным взглядам и шортикам, стыдливо забивающимся в промежности. В Роснете порнографии нет, но девицы знают о сексе все из сайтов Несогласных и личного опыта.
Познакомится с малолеткой и вдуть ей-тоже вариант, чтобы продлить свою совсем не никчемную жизнь. Я 20 лет работал в колониальном отделе Следственного комитета, дослужился до звания майора юстиции. 20 лет в грязи и крови. Отсутствие орденов и медалей в обмен на бесценный опыт. Лучший специалист по ублюдкам. Я был неподражаем, я был на взлете.
А потом случилось то, о чем нельзя думать, чтобы не спятить. И вот я опытный специалист, профессионал, ем продукты из спецотделов, смотрю федкалы сутками, чтобы не дай Бог вспомнить то, что случилось после взлета.
Телефон зазвонил днем.
Только глянув на дисплей, я узнал, какой сейчас месяц. Мне давно никто не звонил. Я снял трубку из чистого любопытства.
— Евгений Павлович? Как поживаешь? — спросил жизнерадостный голос.
— Нормально, — ответил я. — А кто это?
— Не узнал, бродяга! Это Брянцев!
Еще один козел с прежней работы.
— Здравия желаю, товарищ генерал.
— Надо встретиться.
— Созвонимся как-нибудь, — сказал я, чтобы только отвязаться.
— Я внизу стою. Сейчас к тебе поднимусь. У меня бутылка чудесного виски.
— Американского?
— Смешно. Так я поднимаюсь.
И он отключился. Профи. Умеет добиваться своего. Ставить перед фактом. Давить фактами.
Я начинал работать с Брянцевым в бытность его полковником. Всю свою карьеру я оказывался у него в подчиненных. Он славился тем, что использовал нас до сухой корки. То, что он вспомнил обо мне, не сулило ничего хорошего.
Стук в дверь раздался через минуту. Я глянул в глазок. Брянцев постарел. Лыс, глазаст (глаза навыкате), неприятен.
— Чего зыркаешь, Жека? Открывай!
И нагл.
Я открываю, он вваливается, шумный и громоздкий. Шуршит пакетом с выпивкой, скрипит башмаками, пахнет хорошим дезодорантом. Давненько у меня дома не было такого кавардака.
— Куда звонок дел?
— Подростки срезали. У них новая забава, кто больше звонков срежет.
Я вру. Звонок срезал я сам, когда у меня был короткий приступ мании преследования. И звонок срезал и в темноте сидел с пистолетом в руках. Все было, пока не нашел свою манеру спасения от сумасшествия.
Никто не знает, поверил Брянцев или нет. Да и плевать.
Расположились на кухне, разлили скотч, выпили молча как два алкаша.
— Они хотят, чтобы ты вернулся! — выпалил гость.
— И Бурдюк тоже?
— Инициатива принадлежит целиком Бурдюкову.
— Я списан.
— Знать, поторопились. Ты лучший специалист по фалангистам. Про вчерашнюю бойню в Париже слышал?
— В федкалах ничего не было.
Он усмехнулся.
— Как ты назвал федеральные каналы? Ты случаем в Несогласные не переметнулся? А то давил-давил, а потом бац-и переметнулся в стан врага.
— Я никого не давил. Я вышел в тираж. По состоянию здоровья. Вы ведь знаете.
Он покивал головой, сделал скорбное лицо.
— Конечно, знаю. Выражаю искреннее соболезнование. Я тебе пытался звонить, но ты был вне зоны доступа.
Вот ведь незадача. Ему плевать на то, что случилось, и на меня по-большому счету плевать, и всегда было плевать, а сказал дежурную фразу и разом выбил почву из-под ног. Ведь я не верю ни единому его слову, а слезы на глазах уже выступили.