— Похоже, что остаются только «Хорнеты», министр, — сказал маршал авиации Стеррап.
— Если сможем их получить. Очень сильно «если». Но есть потенциально хорошие новости. Основываясь на опыте кражи дизайна «Су-двадцать семь», китайцы предложили провести реверсный инжиниринг «Ти-эс-эр два». Они заявляют, что сделают летающий прототип за восемнадцать месяцев и закончат за тридцать. В обмен на моторы они передадут нам первые сто самолетов, и просят один из «Белых призраков» как образец. Другой оставить в строю в одиночку мы просто не можем, так что второй «Ти-эс-эр два» отправится назад в музей, только на сей раз со славной боевой историей.
— Китайцы справятся? — искренне полюбопытствовал Стеррап.
— Свою копию «Су-двадцать семь» они сделали быстро, русские с этого сами не свои от злости. Так что да, думаю, наши китайские друзья справятся.
Бэнд смотрел на Торпи с плохо скрываемым отвращением. Глядя на них, Уэст не удержался от мысли, что происходит редкое событие — Правительство Ее Величества в лучших отношениях с китайцами, чем с собственным флотом.
Тронный зал, Высший храм, Вечный город, Рай.
Михаил-Лан вновь вошел в Святая Святых, приспосабливая зрение к контрастирующему с заполняющим Рай чистым белым светом полумраку. Даже после всех тысячелетий лицезрения его не переставало поражать зрелище огромного белого трона и окруженного вспышками молний и раскатами грома Всевышнего. Перед троном горели семь больших золотых ламп с благовониями; облака их ароматного дыма висели густым туманом, пропитывая запахом все вокруг. Некогда Михаилу нравился этот зал. Но то было раньше, пока люди не открыли ему глаза на истинный смысл происходящего. Как шоумен он восхищался. Как генерал, превыше всего ценивший целесообразность и эффективное управление, Михаил расстраивался от впустую потраченных усилий.
Так было не всегда. Неисчислимые тысячелетия назад, до Великой Войны в Небесах, здесь не царило такое подавляющее безусловное обожание и безграничная покорность. «Власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно», пронеслась в уме Михаила-Лан человеческая поговорка. Выводы из нее тревожили.
В четырех углах зала парили четверо серафимов — созданий с большими головами и шестью растущими из атрофированных тел крыльями. Они выглядели как головы на крыльях; искаженные тела делали их годными мало на что, кроме беспрестанного славословия:
— Свят, свят, свят Господь Бог Всемогущий, кто был, есть и пребудет!
Напев эхом повторяли двадцать четыре члена личного хора Яхве, древние даже по ангельским стандартам. Они постоянно стояли лицом к трону, бормоча «Славен, могуч и достоин поклонения Господь и Бог наш, ибо Ты создал все сущее, и Твоею волей оно сотворено и существует». Михаил-Лан смотрел на них с сочувствием. Они жили в стяжании вечной благодати — и добились ее, ныне стяжая лишь вторую смерть. На Земле они растратили жизни на взращивание добродетелей, но теперь понимали всю суть того, на что спустили время. Может, это и не так жестоко, как корчиться в столь любимых Сатаной муках, но в целом все равно то же самое.
Когда-то у Михаила-Лан имелся точной такой же хор. Век назад он освободил их от вечных песнопений, и теперь они пели в его клубе, сами выбирая репертуар и наслаждаясь свободой. Они стали лояльными слугами, такими верными, как могут быть только спасенные от кошмара.
Михаил остановился среди ламп и встал на колени, простираясь и прижимаясь безупречными губами к холодному и темному нефритовому полу. Словно почувствовав его намерения, четыре серафима затихли, а бормотание двадцати четырех старейших упало до шепота. Голос Яхве с белого трона прогрохотал:
— Михаил, мой славный генерал. Какие вести ты принес?
— О неназываемый Господь и Бог всего сущего, я простираюсь пред тобой. Излита Первая Чаша Гнева, прямо сейчас носящие Метку Зверя люди болеют и гибнут от ее яда. Не менее двадцати моих лучших слуг из тех, к кому я питал особый интерес, отдали жизни во исполнение Твоей Всемогущей Воли. Они встретили конец, провозглашая Тебе молитвы и исполняясь экстаза от предоставленной чести.
Не экстаз их преисполнял, думал про себя Михаил. Он сделал все, чтобы изолировать обреченную группу от своего клуба и даваемой таковым растущей сети влияния. Его запасы экстази были ограничены, и он позаботился об аккуратности их распространения. И умирали ангелы не с песнопениями, а почти наверняка гибли с воплями, потому что так уж работало человеческое оружие.