— Не подходи, пока я не уничтожу в нем жизнь. Иначе это слишком опасно!
Пробормотав что-то, вроде «как прикажете», она отошла в сторону, стремясь не мешать мне. А я начал операцию. Создав пламенный шар (незавершенную версию негативного серо), мне пришлось пролить огонь на дерево и окружающее пространство, уничтожая возможность корням, которые чудовищной скоростью уже начали прорываться под песок. В тот же миг мой плащ начал обвивать ствол дерева, не давая ему возможности преодолеть пламя, которое горело на земле, и сам по себе также создавал огонь, медленно, но верно убивая растение. Конечно, убить его оказалось не так легко, как маленькую ветвь. Дерево было невероятно сильным, оно извивалось не хуже взбешенного адьюкаса, одновременно умудрившись буквально прошить плащ своими сотнями острейших шипов, а также множеством мелких, но невероятно твердых веток. Удерживать этого монстра было очень сложно, приходилось помогать плащу и пламени дополнительными ударами руками, опутанными зловещим красным свечением балы. Удары, казалось, проходили практически бесполезно. Наносимые повреждения незамедлительно срастались, оставляя на их месте весьма своеобразную клейкую субстанцию, до боли напоминающую ту самую жидкость, которая каплями сочились из шипов. Эта субстанция в отличие от сигнальной метки обладал куда большей живучестью, сопротивляясь пламени и практически не испаряясь достаточно долго, чтобы начать склеивать мои пальцы между собой, а также серьезно блокируя подвижность плаща. Одним словом, это была очень сильная субстанция, обладающая очень мощным эффектом клея.
За весь этот жутковатый бой с этим не менее жутковатым растением — монстром — деревом, остальной лес непрерывно шумел, резко то шарахаясь от меня подальше, то наоборот, поближе. Он, казалось, стремился одновременно и помочь своей составной частице, и в то же время спастись самому от пламени, которое, я в пылу схватки ожесточенно выпускал вокруг себя, порождая настоящее зарево пожара, сдобренного отличной подачей воздуха. В общем, лес пугало мое пламя, в то же самое время, оно ощущало, как страдает его частичка. За свою безопасность мне не приходилось беспокоиться. Даже в случае неожиданной атаки со стороны растений (как бы это странно не звучало), меня в любом случае прикрыла бы Афина. В мощи ее серо сомневаться не приходилось, так что можно было быть спокойным.
Процесс схватки занял у меня немалым полчаса. Весьма долго, на фоне того, что даже с самым сильным из встреченных мною ранее адьюкасов, при всей его подвижности и физической силе, а также живучести, мы расправлялись не дольше пяти минут. Но результат стоил того. В конце концов, не каждый день мы сталкивались с сущностью, которая имела плотность очень сильного адьюкаса и при этом обладал десятиметровым ростом и полутораметровой толщиной. Целый праздник жизни, стоит отметить. Я оттащил ствол дерева как можно дальше от леса, практически на расстояние до двух сотен метров и рассек его напополам мощным ударом руки. Дерево больше не дергалось, будучи полностью уничтоженным (имею в виду его жизненную силу) в моем огненном покрове. Честно говоря, имей какой-либо пустой подобную живучесть, это было бы просто настоящим бедствием. Обладая такой огромной жизненной силой, способностью к регенерации, а также еще и подвижностью и средствами нападения, такой пустой мог бы стать серьезным противником, способным на весьма пугающие дела. Оставалось надеяться, что в центре леса мы не столкнемся с такими вот живучими обитателями башни.
Мой плащ незамедлительно приступил к поглощению столь жирного куска (если по отношению к растительной пище можно применить такой эпитет), а я сам устроился рядом, наблюдая за тем, как с подобной деятельностью справиться Афина. А наблюдать было за чем. Конечно, сначала стоит заметить, что за последнее время для волчицы сама суть моей реацу стала если не привычной, то не пугающей вообще. Она могла спокойно питаться пищей, которая подвергалась обработке моей реацу, могла также спокойно находиться рядом со мной, в то время как я использовал покров. Чего, отмечу, раньше она не могла переносить вообще. Также, как и другие пустые, с которыми я сталкивался, применяя свой покров из пламени. Вне зависимости от поколения. А после того, как на ней появился новый дополнительный элемент, как часть моего плаща, она практически обзавелась образцом моей реацу непосредственно в самой себе. Поэтому, даже длительная подверженность моей реацу не являлось для нее проблемой. Гораздо более интересным явлением были ее попытки взять этот самый плащ под контроль. Как оказалось, ей это было не под силу. Во-первых, плащ на ней служил несколько иначе, адаптируясь не только к ее телосложению, но и образу мышления, реацу, образу поведения. Плащ у нее стал таким же естественным покровом, как меховая шкура у настоящего волка. И он подстраивался согласно этим параметрам, служа скорее как надежный щит, чем как подвижное устройство для поглощения пищи. Во-вторых, даже став частью ее тела, плащ, тем не менее, сохранил свои приоритеты и обладал своей собственной реацу. Если призадуматься, то эта часть плаща содержала в себе приблизительно одну десятую ее резерва. То есть, хоть волчица и стала обладателем дополнительной порции реацу, данная реацу для нее была все же не родной, а скорее как арендованной. На языке так и висело слово «анклав». И эта одна десятая ее реацу обладала особым эффектом. Эффектом приказчика, как я назвал этот странный случай. Моя реацу по отношению к реацу Афины являлась господствующей. Я отдавал ей приказы, я был ее сильнее, она же эти приказы выполняла, и она была меня слабее. Не намного, но тем не менее. Итак, если мыслить логически, то плащ, обладая МОЕЙ реацу, являлся неким подобием господина в ее теле, обладающего самостоятельностью и не желающего признавать ее как хозяйку. Плащ просто инстинктивно не мог признавать ее своей госпожой и центром, а себя периферией, лишь потому, что он воспринимал себя если не продолжением меня, то, по крайней мере, представителем моей воли в ее теле. Этакий приказчик помещика в его поместье. И хотя объем реацу Афины превосходил объем реацу плаща почти в десять раз, он не признавал ее над собой. Максимум равноправие, но никак не подчиненный/хозяин. Ее превосходство в реацу и чистой физической силе была соразмерна его господской реацу (аристократизму). Конечно, не будь меня рядом, плащ скорее всего подчинился бы ей безоговорочно, но пока он ощущал рядом с собой «большую землю», он не поддавался. Со мной он не смог бы так сыграть, хотя и в моем теле его реацу была соизмерима одной десятой нашей общей. Просто по отношению к нему я все же тоже был господином.