На следующий день, обогнув Квесали, в котором снова воцарилась мертвецкая тишина, вампирша взяла направление на Высхольд. Если они найдут коней, то путешествие сильно сократится. На удачу Паола больше не рассчитывала. Первым делом, свернув в сторону с больших трактов, она двигалась напрямик, чтобы сократить время в пути. Спустя несколько дней они с Хоуком вышли к небольшой деревне, в которой была даже двухэтажная таверна с сонным хозяином и парой таких же сонных подавальщиц, видимо - дочерей. Потребовав вина с пряностями и еды, Паола спросила про ванну и, получив вежливый ответ, что они таверна приличная и такого не держат, только что не плевалась. Согласившись на корыто с горячей водой, она чувствовала себя обманутой, чего с ней не происходило уже много-много лет. Хоук отлеживался в комнате, которую они сняли в самом конце коридора второго этажа, и на все увещевания помыться, отвечал полным согласием, но только вечером. Паола, вновь вернувшаяся к печальной реальности, злилась на весь свет и была весьма раздражительной. Пока сонная дочка хозяина таверны лила ей на спину горячую воду, она размышляла о тихой, размеренной жизни в такой вот глуши. Пищи у трактов и Королевской дороги всегда былодостаточно и люди здесь, судя по всему, не очень разговорчивые. Лучше и не придумаешь.
Затем она вздохнула и стала выбираться из «ванны», чтобы осмотреть себя. Шрамы от волос весталки заживали медленно, словно нехотя. Может, надо было попросить дридарию подлатать и её. Кто знает, вдруг бы и согласилась. Но богини жизни хоть и отзывались изредка на их зов, испытывали чувство, близкое к брезгливости, поэтому звали их не часто. Пока обнажённая вампирша крутилась перед осколком зеркала, дверь, которую она забыла запереть, приоткрылась и в неё заглянул вернувшийся за чем-то Хоук. Заметив Паолу, юноша сначала остолбенел, затем лицо его залил багрянец, и он захлопнул дверь с силой, вовсе не обязательной для столь простой операции. Вампирша выругалась, затем улыбнулась. Момент был и в самом деле забавным. Для неё.
- Аэдаль, я могу войти? – Раздалось за дверью спустя некоторое время. Получив утвердительный ответ, юноша вошёл, страшно смущаясь. Запинаясь, он стал просить прощения, но Паола, пребывавшая в прекрасном расположении духа, не стала его долго мучать и великодушно простила. После того, как она забрала вещи из схрона, идти стало трудней. Поэтому еще днём она поинтересовалась у хозяина таверны о лошадях. Ответ её не удивил, но и не обрадовал. Лошадей в деревне не было, а те, что стояли в конюшне, принадлежали путешественникам.
К вечеру в таверну набилось множество народу. Оказывается, Чертополох находился в полу-лиге от королевской дороги и пользовался заслуженной известностью среди гонцов, купцов и караванщиков. Поэтому, когда застучали двери других комнат и привлечённые запахом еды постояльцы потянулись вниз, она не выдержала и вытащила платье, купленное еще до всех треволнений. Широкий вырез и корсет делали его слегка вызывающим даже для городской, привыкшей ко всему публики. Здесь же оно ударило с силой кузнечного молота. Стоило им с Хоуком спуститься в залу, как все разговоры стихли. На них глазели, пытаясь взять в толк, откуда в такой глуши взялась столичная дама. Хоук от столь пристального внимания едва не сбежал обратно в номер. Но предупредительная Паола вовремя подхватила его под руку таким образом, словно это он вёл её к оставшемуся столику за ширмой. Лицо его пылало всеми оттенками красного.
- Первый раз вышли в свет, юноша? – поддела его вампирша, расточая улыбки. Проплыв половину зала до того, как публика вспомнила, как надо дышать, она уселась за столик, к которому тотчас потянулись «ценители прекрасного». Очень быстро Паола услышала все оригинальные и не очень «подкаты». Где вежливо улыбаясь, где угрожая, а где и откровенно хамя, она добилась определённых успехов в отваживании назойливых женихов. И вскоре вдвоём с Хоуком они ели в ожидании вечерней программы. По слухам, бывший здесь проездом бард согласился за четыре серебряных ливра сыграть и спеть. Деньги были не малые, поэтому Паола настраивалась приятно провести вечер, когда со страшным треском распахнулась входная дверь таверны, и на пороге возник селянин с забрызганным кровью лицом и одеждой.