- Это?! – он повернулся за разъяснением и столкнулся взглядом с вампиршей, к которой, как он заметил, относились как к младшей сестрёнке.
- Серафимы, - словно выплюнула она неприятное слово. – Чистюли!
Произнеся эту бессмыслицу, девушка отвернулась и отошла к своим вещам, где села, уставившись в одну точку.
- Не обращай внимания, тёмный, - Феодосий был тут как тут. – К Риции надо привыкнуть, и тогда её эскапады становятся почти что терпимыми. Шутка, - тут же добавил он. – Не все из нас «легко» пережили Падение и годы затворничества, последовавшие после. Риция - последняя из тех, кто впустил в своё сердце дух войны. В отличие от Паолы.
- Я уже слышал это имя, - задумчиво протянул Линдорин. – Кто она?!
- О! Это наша надежда, как частенько говорит Моргенз. Она не такая, как мы, хотя и родилась под светом Тёмного кристалла. Может, ты проживёшь достаточно, чтобы встретиться с ней. Только мой тебе совет, не говори о ней с Зигер Транном. Они друг друга недолюбливают.
Линдорин кивнул и снова повернулся к рисункам. Мастерство древнего мастера очаровывало. Он буквально чувствовал агонию павших и ярость живых бойцов. Четырёхрукие без прикрас были отвратительны. На вполне человеческих телах покоились звериные головы с такой всепоглощающей ненавистью на вполне человеческих лицах, что Линдорин невольно отшатнулся. Было понятно, что изображённая война велась всеми доступными средствами с привлечением магии.
В каждой руке они держали какое-нибудь колюще-режущее или дробящее оружие. Но воинов, противостоящих им, это не пугало, и они бросались в лобовую атаку, несмотря ни на что. О серафимах он только слышал мельком, давно, еще в годы молодости. Серафимов называли слугами Светлых богов. Но никто на Занти не мог похвастаться тем, что видел их не раньше, чем тысячу лет назад. Носители пары белых крыльев не уступали четырёхруким, о чём говорило дальнейшее изучение наскальной живописи. Несомненно также, что художнику нравился красный цвет. Цвет крови, что словно река несла свои воды в такие же кровавые океаны.
Вот крылатый своим красивым мечом протыкает противника, и тот ревёт в осознании скорой и неминуемой смерти. Вот погибшего серафима втаптывает в землю беснующаяся толпа. Двое серафимов сдерживают натиск шестерых четырёхруких, пока их товарищи уносят с поля битвы тяжелораненного собрата. Длинное копьё протыкает грудь серафима и сразу же его соратник начисто сносит голову зазевавшегося четырёхрукого. И так по всей стене.
Поглощённый увиденным, Линдорин не заметил, как к нему подошёл Владыка:
- Потрясён. – скорее утверждение, чем вопрос.
Слов у эльфа не осталось, и он просто кивнул, с трудом отведя взгляд от развернувшейся войны, забытой за прошедшие тысячелетия.
- Я испытал нечто подобное, когда впервые увидел эти рисунки, - поведал Владыка. – Но мы еще не спустились в неисследованные коридоры. А там ужасов и чудес может быть в разы больше.
- Никогда не слышал о таком народе. – эльф с трудом повернулся к Моргензу.
- Вы о четырёхруких или о серафимах, советник? – уточнил вампир.
- О четырёхруких. О серафимах я слышал больше. Где-то на пару слов. Но эти существа для меня - полная загадка!
- А каково нам? Ведь мы старше вас, а не знали о подобных деяниях. Хотя и мнили себя любимцами богов и первородство нашим считали по праву.
Далее разговор как-то сошёл на нет. Линдорин продолжал изучать открывшееся перед ним чудо, а Моргенз, присев на корточки, к чему-то прислушивался. Весь его вид говорил о крайней степени концентрации. Словно расслабиться хоть на миг он считал, по крайней мере, преступлением.
- Эй, эльф! – раздался внезапно голос кого-то из вампиров. – Иди к нам. Или ты решил всю ночь простоять перед этими каракулями?! Не бойся, – добавил вышедший вперёд высокий молодой ит’хор, чьи тёмно-русые волосы были забраны в хвост, - мы не кусаемся.