Вот и вышло, что к Барбаре стал приезжать только я. Хотя много над чем надо было потрудиться — к примеру, она хотела выкрасить карниз в разные цвета. Мне на самом деле такая работа по душе, хотя Джона она просто с ума свела бы.
— Ничего, что ты один мотаешься в Эдинбург?
— Ничего, даже рад сменить обстановку.
— Но устаешь, наверное, за рулем сидеть-то.
— Может, стоит уезжать оттуда попозже, тогда дело пойдет быстрее.
— Не сомневаюсь, что эта Барбара заварит тебе чайку.
— Мне бы лучше рыбки на ужин.
— А если правильно разыграть карты, может, еще что-то заварится.
— Да иди ты, она не в моем вкусе.
— Она все-таки женщина, верно? Может, помедитируете тет-а-тет.
— Хватит, говорю тебе.
Сначала я думал, а что если, и, правда, я малость ей приглянулся. В конце концов, как-то чудно приглашать мастера в Эдинбург из самого Глазго. Но даже когда я остался один, никаких намеков на это дело не было и в помине. По утрам, когда я появлялся, Барбара приносила мне чаю, а потом оставляла работать. Она всегда предлагала мне что-нибудь на ланч, но я все равно выходил подышать свежим воздухом – не люблю торчать весь день в четырех стенах, - и покупал себе рогалик или жареной картошки. Сама она почти все время сидела за компьютером у себя в комнатке. Иногда я слышал, как она говорит по телефону. Иногда она заглядывала ко мне и сообщала, что выйдет ненадолго. Я привык, что она где-то в доме — вроде рядом, но не на виду.
Как я говорил уже, кое над чем пришлось потрудиться, особенно с карнизом была морока: его понадобилось красить в разные цвета. Я обычно, когда работаю, слушаю музыку, но тут не хотелось шуметь и отвлекать Барбару, так что я просто водил кистью по стенам в полной тишине. В доме было совсем тихо — она верно сказала, от этой статуи Будды и правда веяло спокойствием…
Барбара вошла в комнату, и я чуть не свалился со стремянки — забыл, что в доме еще кто-то есть.
— Господи, ну ты меня напугала — даже не знаю, где я витал.
— Извини. Хочешь чаю? Уже полчетвертого, я готова сделать перерыв.
— Пожалуй. Спасибо. — Я спустился с лестницы, поднял руки и потянулся. — Спина затекает. Когда увлекаешься, весь перекособочишься и даже не замечаешь. А потом спускаешься на пол, и начинается… Один парень, Микеланджело, расписывал капеллу Сикстинскую и вот так, говорят, повредил позвоночник.
— Тебе надо заняться йогой.
— Ага, в трико я буду просто неотразим.
— Немало мужчин занимаются йогой — между прочим, в шортах. Я серьезно. Для здоровья это очень полезно. Растяжка укрепляет мышцы спины, а если после работы сделать несколько упражнений, ничего болеть не будет. Вот основные позы — смотри.
Она наклонилась и оперлась руками об пол, выставив задницу - все-таки хорошо, что Бобби не видит.
— Представляю, что будет, если мы с ребятами на работе займемся йогой. Для них медитация - и то уже малость слишком, а если я еще и йогой займусь, решат, что у меня совсем крыша поехала.
Я пошел за ней на кухню, она поставила чайник, а я вымыл руки под краном. Кухня была отличная. Сразу видно, что шкафы дорогие, с новомодной полировкой и резными уголками. Я подумал: интересно, как она зарабатывает? Неужто эти исследования так хорошо оплачиваются?
Мы сели за стол и принялись пить чай.
— Джимми, похоже, тебе работа в радость.
— Верно, так и есть. Я, правда, с удовольствием тут карниз крашу. Здорово получается.
— Да, думаю, будет очень хорошо. Обычно карнизы красят одним цветом, но мне кажется, немного фантазии тут не повредит.
— Многим приходит в голову такая мысль, но когда говоришь, сколько это стоит и сколько времени займет, все отказываются. Так сильно дороже выходит.
— А ты как считаешь, сколько тебе времени потребуется?
— Я один работаю, поэтому чуть больше. Ну, с мулькой мы разделались, остался только сверкач.
— То есть?
— Это наши малярские словечки. Мулька — это эмульсионная краска, а сверкач — глянцевая.
Она рассмеялась.