Последовавший за этими словами поединок скрестившихся взглядов выиграла она: Гаджиев, поигрывая желваками на скулах и сжимая руки в кулаки, всё же уступил, хотя и весьма неохотно. Мол, с бабой легче согласиться, чем переспорить. Хотя он явно был на грани и только чудом удержался от того, чтобы схватить Виолетту в охапку, наплевав на все её возражения и оплеухи.
Последующие два с половиной часа они придумывали идеальный номер, который бы выгодно смотрелся именно втроём. Поначалу Гад хмурился и злился, но когда понял, что Виола не передумает, таки включился в работу, и его гнев несколько схлынул. Он полностью отдался делу, прикидывая самые интересные фигуры и дорожки. Ставить с ним хореографию оказалось на удивление легко и интересно, особенно когда президент деактивировал режим «пру напролом» и с головой погрузился в родную танцевальную стихию. Практиковались они, как и потребовала Виолетта, по отдельности, но тем не менее оба взмокли.
— Хорошо, продолжим в понедельник, — дал отбой Тимур. — Надеюсь, Ланин не слишком застоялся за то время, пока не танцевал? Суставы хрустеть не будут?
Ну да, не мог не подколоть соперника, на то и Гад.
— Поверь мне на слово: у Яра с телом полнейший порядок, сама проверяла, — бросила Виола и поспешила прочь из зала, потому что глаза бывшего одноклассника опасно сверкнули. Ну да, она тоже не удержалась, чтобы его не подначить, но он, если что, первый начал.
Пребывая в приподнятом настроении, Виолетта потопала в душевую для тренеров. Душевые были автономные, женская и мужская, и пройти в них можно было только из тренерской. Надёжно закрывшись на щеколду (мало ли, что Гаду в голову взбредёт), Виола подставила лицо тёплым струям. Ах, как же хорошо, когда после напряжённой тренировки можно освежиться! Всё же Тимур молодец, что так хорошо оборудовал студию.
Насухо вытершись, полностью одевшись и заплетя волосы, Виолетта вышла сначала в общий для двух душевых предбанник (одна из дверей тут вела в уборную), а потом и в тренерскую. Собирая вещи, не досчиталась маленького полотенца для волос. Кажется, оно осталось в душевой на крючке. С неохотой вернувшись в предбанник, Виола почти нос к носу столкнулась с Тимуром, который как раз вышел из мужской душевой, держа в руке махровый халат. На Гаджиеве было лишь чёрное полотенце, обёрнутое вокруг бёдер, и сланцы.
Виолетта застыла каменной статуей, глядя на литые мышцы его груди, по которым к крепкому прессу стекали капельки воды. Безусловно, у подавляющего большинства женщин от этой картины захватило бы дух и ослабели колени, но у Виолы вдруг заломило виски, а перед глазами замелькала вереница картинок из прошлого, которые врезались в мозг раскалёнными иглами. Отрывистые воспоминания о выпускной ночи всколыхнулись в сознании, выплыв из подсознания, и теперь голова почти разрывалась от их напора.
К горлу подступила тошнота, тело пробила дрожь, в ногах появилась слабость, дыхание сбилось. Да, ошибки нет и быть не может. Тогда с ней был Тимур, именно он. Вот и шрам у него на боку после падения с дерева в детстве, о котором, когда они ещё были друзьями, бывший одноклассник рассказывал с гордостью. Да, в ту страшную ночь это тело лежало рядом, было с ней, над ней, в ней… Тошнота стала нестерпимой. Дрожащей рукой зажав себе рот, чтобы её не вывернуло прямо здесь, при нём, Виола стала отступать, а мужчина нахмурился.
— Что с тобой? — сказал он и шагнул к ней.
Виолетта в предупреждающем жесте выставила вперёд руку, чтобы не приближался, но, кажется, это раззадорило Гаджиева ещё больше. Он сделал ещё два шага. И тогда она оттолкнула его и ринулась прочь. На улицу, на воздух. Да, ей срочно нужен воздух, чтобы не хлопнуться в обморок к ногам этого Гада. Не разбирая дороги, Виола неслась прочь. Не плакать, только не плакать! Она ведь себе обещала больше не показывать ему слёз.
— Виола, да что такое?! Это ты зашла без предупреждения. Что я опять сделал не так?! — раздражённо и обиженно донеслось вслед.
Но Виолетта бежала куда глаза глядят, не в силах унять неистово колотящееся сердце, забыв не только о своём полотенце, но и обо всём на свете.
А Тимур… он тем временем, отбросив прочь халат, опустился на корточки и обхватил руками голову. Взгляд Виолки, полный отвращения и ужаса… Что это? Разве он чем-то его заслужил? Столько отвращения Гаджиев до этого видел лишь в одном-единственном взгляде, своём собственном, когда поутру смотрел на себя в зеркало после той отвратной выпускной ночи семь лет назад…