— От меня чего хочешь? — спрашиваю еще раз.
— Мне врач нужен. Нормальный! — говорит твердо. — Который посмотрит сестру и ребенка, проверит, действительно ли есть эта хрень, и расскажет, реально ли выходить малыша.
— Всего-то? — ухмыляюсь.
— Ну да, — подтверждает. Раздумываю над тем, как ему помочь.
— Был у меня один контакт. Я тебе сейчас его пришлю, — вспоминаю об одном хорошем знакомом. В определенных кругах он прославился как хороший врач. Но знаю, что принимает еще в поликлинике где-то. Если кто способен помочь, так это именно он. — Звони завтра после часа дня, скажешь, что от меня. Я его предупрежу.
— Спасибо, друг! — Голос Ермолаева полон благодарности.
— Не за что, — отмахиваюсь. Своим нужно помогать, иначе не выжить.
Во двор заезжают три машины, останавливаются напротив. Тут же узнаю своих парней.
Прощаюсь с другом, выхожу из салона. На улице уже глубокая ночь.
— Макар Александрович, что нужно сделать? — Ко мне подходит старший из них.
— Камеры привезли? — уточняю. Если нет, то сейчас за ними отправлю! Наблюдение за лестничной клеткой мне кровь из носу нужно.
— Егор за ними поехал. Скоро будет, — тут же отчитывается передо мной. — Что делать нужно? Вводите в курс дела.
— Значит, так…
Глава 13. Макар
Глаза продираю где-то в районе полудня.
Сквозь шторы просачиваются яркие солнечные лучи. Они озаряют светом небольшую комнату старой «хрущевской» квартиры. Пожелтевшие от старости бумажные обои с цветами, торшер с абажуром советской эпохи, сервант.
Здесь, в этой квартире, я знаю каждый угол, каждый сантиметр. Воспоминания из далекого прошлого вновь играют яркими картинками в голове.
Время понимаю, не глядя на часы. Охреневаю.
Блин, вот это я молодец! Поспал так поспал. От души.
Помню, как приехал под утро. Не включая свет, добрался до кровати и сразу же отключился. Усталость взяла свое.
Почему решил не отправляться в гостиницу? Да хрен знает! Там было бы проще.
Только вот я здесь.
Осматриваюсь по сторонам.
За время моего отсутствия, а это не год и не два, в этой комнате ничего не изменилось. Даже мебель осталась на своих местах.
С трудом соскребаюсь с кровати. С непривычки мышцы одеревенели, едва делаю пару шагов.
Зажрался я…
Люксовые матрасы, премиальные шмотки. Все лучшее, не отказываю себе ни в чем! А тут…
Сколько раз я предлагал купить нормальную новую квартиру. Сколько раз уговаривал хотя бы здесь сделать ремонт. Я бы нанял лучших людей, все вышло бы идеально! Но нет…
Она желает жить в старом жилом фонде, с древним ремонтом, с пожелтевшими от времени обоями на стенах.
Уперлась и ни в какую не соглашается на перемены. Не представляю, как можно ее уговорить.
Выхожу из большой комнаты, прислушиваюсь к звукам в квартире. Тишина.
Никого. Я один.
Медленно расхаживаясь, отправляюсь под душ. Мне нужно как можно быстрее привести себя в порядок и проснуться. Состояние просто атас!
Такое впечатление, словно я бухал всю ночь.
Если бы это на самом деле было так, было бы не настолько сильно обидно. Но нет же…. Я работал всю ночь напролет. Не присел отдохнуть ни на мгновение.
Мы с парнями до самого утра провозились с охраной квартиры Оли. То в подъезде камеры устанавливали, то искали возможные уязвимые точки, то разбирались с ищейками Ипполита.
Смоленский же не смог спокойно свалить накануне вечером. Он посреди ночи приехал с подмогой и решил устроить беспредел. Думал одолеть меня голыми руками. Не тут-то было!
Пришлось доходчиво объяснять людям, что не стоит больше к Оле соваться. Она занята.
— Макарушка, ты проснулся? — В коридоре раздается старушечий голос. Я только выключил воду, и газовая колонка прекратила шуметь.
— Доброе утро! — отвечаю из-за закрытой двери. — Одну минуту. Выйду сейчас.
— Не торопись, милок, — шаркая тапками по незастеленному коврами полу, говорит пожилая женщина. — Я пока завтрак накрою. Приходи.
— Хорошо, — говорю.
Беру первое попавшееся махровое полотенце из небольшого шкафа, что стоит у стенки с незапамятных времен. Подношу к носу, закрываю глаза и вдыхаю давно позабытый запах. Мысли уносятся в прошлое. Возвращаюсь в себя.
Все же хорошо, что я приехал сюда вместо гостиницы. Людмила Петровна, мать Али и моя теща в прошлом, очень многое значит для меня.
Чувствую, как снова обретаю давно потерянную частичку себя. Ни с чем несравнимое чувство!
Цепляюсь за него, пока могу уловить.
— Здравствуйте, — захожу на небольшую кухоньку. Она настолько крохотная, что если я сяду в центре на стул, то смогу дотянуться до лежащих продуктов в шкафах. Лишний раз вставать не нужно.
Улыбаюсь. На сердце становится сразу как-то светлее.
— Какими судьбами? — поворачивается, смотрит на меня. Взгляд прожигает до самого основания души. — Не просто так ведь решил проведать старушку.
— Не просто, — соглашаюсь. — Дела поблизости были, решил навестить.
Присаживаюсь за стол, Людмила Петровна ставит передо мной тарелку с глазуньей, нарезает домашний хлеб.
— Повзрослел, — произносит, внимательно меня изучая. — Но на сердце тоска, — продолжает анализировать. — Поделишься?
— Позже, — ухожу от прямого ответа. Не хочу отказом ее обижать.
Моя бывшая теща единственная, с кем я не испортил отношения после смерти Али. Только с ней общался все годы, о которых сейчас мечтаю забыть.
Людмила Петровна принимала меня любого. Злого и раскисшего, готового разнести все вокруг и не желающего дальше жить. Она меня вытаскивала, не позволяла отчаяться. Я до сих пор жив и смог справиться со всеми трудностями во многом благодаря именно ей.
— Лучше расскажите, как вы, — прошу старую женщину. — Может, помощь какая нужна. Я помогу!
Людмила Петровна смеряет меня многозначительным взглядом. Она упряма не меньше меня.
— Сначала скажи, — присаживается напротив меня, наливает в кружку красный чай. Отпивает. — С матерью помирился?
— Нет, — отрезаю. Я не желаю про нее говорить!
На кухне повисает тишина. Жую, но под осуждающим взглядом кусок в горло не лезет.
— Не смотрите на меня так, — не выдерживаю первым. — Не стану я с ней мириться. Она первая оказалась от меня!
— Твоя мать такой же живой человек, как и все остальные, — произносит мягко. — Людям свойственно ошибаться.— Мудрый взгляд пронимает до костей. — А еще нужно уметь прощать.
— Есть вещи, которые не прощают, — стою на своем. — А где Барс? — озираюсь по сторонам в поисках пса. Но в углу даже не стоит его миска.
— Помер он, — вздыхает. — Год назад.
— Сожалею, — сочувствую ей.
Снова переводим разговор в другое русло.
На этот раз никто из нас не касается болезненных тем, маневрируем, избегая острыхуглов. Сразу становится легче общаться.
— Извините, но мне нужно позвонить, — ставлю грязную посуду в раковину, благодарю за завтрак и возвращаюсь в комнату.
Нахожу лежащий на кровати телефон, снимаю блокировку и охреневаю. Двадцать пропущенных от Оли.
Что за ерунда?
Захожу в телефонную книгу, хочу перезвонить, как она сама вновь дозванивается до меня.
Поднимаю трубку.
— Маковецкий! Где они?! У тебя?! — У девушки на том конце провода настоящая истерика.
— Кто? — ничего не понимаю. Оля орет так, что больно ушам. Приходится держать трубку на расстоянии. — Успокоилась! — рявкаю на нее. Выслушивать тонну проклятий в свой адрес я не намерен.
Оля замолкает. Шмыгает носом и плачет.
Я напрягаюсь. Мне совершенно не нравится, к чему все это ведет.
— Скажи мне спокойно, — прошу ее. — Что случилось?