Воспоминания пробиваются, словно через тернии
— Как ты? — рядом со мной на кровать присаживается Давид. Брат бросает на меня обеспокоенный взгляд и хмурится. Трогает мой лоб.
— Ты чего? — слегка отстраняюсь.
— Голова болит? — спрашивает всматриваясь в меня. — Ты бледная, — констатирует факт.
— Где я? — смотрю по сторонам вместо ответа. — Мы ведь не у меня дома.
— Нет, конечно! — говорит таким тоном, словно я умалишенная. — Я не стану светиться перед людьми Смоленского. Они вообще не должны знать, что я в городе.
— Мама! Малышки! — тут же вспыхиваю. Кидаюсь вперед. От волнения и страха ничего не соображаю.
Брат успевает меня поймать до того, как успеваю встать с кровати.
— Пей давай! — протягивает мне стакан с мутноватой жидкостью.
— Что это? — с опаской кошусь на всунутый мне в руки предмет.
— То, после чего тебе станет лучше, — коротко отвечает брат.
Под пристальным взглядом Давида делаю маленький глоток. Едва нахожу в себе силы проглотить это.
Фу! Бе! Гадость!
— Можно не пить эту дрянь? — с мольбой обращаюсь к брату.
— Выпьешь все, и больше можно не пить, — отвечает таким тоном, что я понимаю без лишних слов. Спорить с ним бесполезно.
Печально вздыхаю, смотрю на стакан с отвратительным напитком и, зажмурив глаза и задержав дыхание, большими глотками опустошаю тару.
— На, — протягиваю брату стакан. Мне требуется время, чтобы отдышаться. — Рассказывай! — требую у Давида.
— Что именно? — делает вид, что не понял вопрос. Если бы не моя дикая слабость, я б его треснула чем-то! Вот честно!
Жаль, под рукой ничего тяжелого нет.
— Объясни мне, что происходит! — вспыхиваю. Гнев так и разрывает на части. — Почему я в один момент иду к тебе, затем меня хватают и усаживают в чужую машину, а потом я открываю глаза и оказываюсь невесть где? А самое ужасное в том, что я вообще не помню ничего из произошедшего!
Давид молчит. Он смотрит на меня исподлобья тяжелым взглядом и не спешит делиться подробностями.
А мне нужно знать!
—Мака арестовали, мои дочери с мамой остались одни дома.— Голос то и дело надламывается, слезы льются из глаз. — Я вообще не понимаю, во что ввязалась. До вчерашнего дня у меня была нормальная и спокойная жизнь. И вот…— закрываю ладонями лицо, плечи трясутся от рыданий. — За что мне это все? — смотрю на Давида полными горя глазами. — За что?
— Тебе сейчас нужно успокоиться и перестать себя винить.— Строгий и уверенный голос брата действует на меня как самое лучшее успокоительное. К собственному удивлению замечаю, что голова стала меньше болеть.
— Мне сейчас нужно узнать, что случилось, — не прячу своей боли. Мне очень страшно! Вдруг что-то с Макаром случится? Или к моим принцессам и маме в квартиру вломятся? Всякое может быть!
Ипполит оказался явно не тем, за кого себя выдавал все это время, и мне совершенно не хочется больше с ним общаться. Я просто ненавижу лжецов.
— Легче стало? — А брат все о своем!
— Да! — шиплю недовольно.
Дава на пару мгновений задерживает на мне взгляд, а после обреченно вздыхает.
— Мак тут мне новость сказал, — ухмыляется. — Оказывается, моя младшая сестра не нежная и ласковая девочка, а упрямая до невыносимости коза, которая так и норовит найти приключения на свой попец.
— Много он знает, — бурчу себе под нос,— твой Мак.
— Ну не только мой, — многозначительно подмечает брат. За что я отдельно его треснуть хочу! Но вместо этого прикусываю губу.
Одно неправильное слово, и он замолчит. Не расскажет мне правды.
— Маковецкий категорически против твоих отношений с Ипполитом и сказал, чтобы в его отсутствие я ни в коем случае тебя не подпускал к нему. Мак уверен, что Смоленский крайне…— замолкает. Подбирает слова. — Опасная личность.
— Ты шутишь? — усмехаюсь. — Только если занудством своим, — вспоминаю его вечное недовольство. Всем. Но я совершенно спокойно к этому относилась, пропускала его мимо ушей, и меня оно особо не напрягало. — Или количеством охраны.
— Знаешь, — задумчиво продолжает брат,— у порядочного и законопослушного гражданина такого количества охраны, как у твоего Ипполита, нет.
— Ну да, конечно! — фыркаю. Брат едва заметно усмехается.
А потом я понимаю. Да он просто от темы уходит! Перевел разговор на Смоленского и рассказывать остальное не спешит.
Ну уж нет! Не бывать этому!
— Где Макар? Что с мамой и девочками? — задаю в лоб самые важные вопросы. Я не успокоюсь, пока он мне правду не скажет на них!
Дава обреченно закатывает глаза. Понял, что я раскусила его коварный план.
— Оля, угомонись, — просит меня.
— Говори! — продолжаю настаивать. — Где мама и девочки? — щурюсь, ставлю руки в бока.
— Они в квартире, — ахаю. Блин! А если их тоже похитят? — С ними все в порядке, — спешит заверить меня.
— Давид, да блин! — психую. — Хватит выдавать мне информацию по крупицам! Расскажи уже все нормально, — едва не молю брата.
— Хорошо, — соглашается спустя минуту раздумий. — Мак предупредил, что отправился «поговорить» со Смоленским и, скорее всего, этот разговор ничем хорошим не закончится. Потому что Мак против ваших с ним отношений, а Ипполиту ты для чего-то нужна.
Я внимательно слушаю. Не перебиваю. Хоть хочется так сильно, аж жуть!
— Попросил выдвигаться к тебе. Был уверен, что его на какое-то время «обезвредят». Решил подыграть, — не могу сдержать усмешки. Маковецкий в своем репертуаре. Любитель подставиться один за всех. — Вот я и выехал.
— Поэтому трубку не брал? — вдруг понимаю.
— Конечно! — кивает брат. — А потом мы вытаскивали тебя из лап людей Смоленского, откачивали от дряни, которую они в тебя напихали, а Макар пытается разобраться с властями, особо не выдавая себя.
— Мама! — ужасаюсь. — Девочки!
— С ними все в порядке, — заверяет меня. Успокаивает. — Едут сюда.
— Но… как? — шепчу.
Я не понимаю. Если уж меня при всей моей маскировке смогли обнаружить, то как маме удалось уйти от преследователей? Уверена, там явно еще кто-то оставался, раз уж на то пошло.
— Мама что, зря в театральном училась? — ухмыляется. — Она разыграла ТАКОЕ! — говорит, не скрывая улыбки, брат.
— Что? — подаюсь вперед. Становится любопытно.
Глава 21. Макар
Мимо наглухо затонированных окон микроавтобуса то и дело проносятся машины экстренных служб. Вой сирен наполняет городские улицы, от них невозможно ни спрятаться, ни укрыться.
— Парни, ну что? — уточняю у своих людей. Они ждут Татьяну Дмитриевну, вместе с моими дочерьми в условленном месте. Охрана уже вывела их из дома, избавилась от «хвоста».
Осталось всего лишь дождаться встречи.
— Все спокойно, — раздается в динамике. Вновь повисает тишина.
Сегодня после пропажи малышек я много думал и размышлял. Сопоставлял все имеющиеся у меня факты.
Пока ничего не нашел. Но я обязательно обнаружу связь Смоленского и Оли. Уверен, она ему нужна лишь для мести.
После того как ублюдок позвонил Торковской и я понял, что тот около ее подъезда, у меня не оставалось иного выбора, как вновь вмешаться. Гад должен исчезнуть из ее жизни.
Я вышел из квартиры, показал своим парням, чтобы были начеку. Благодаря камере, что установлена в подъезде, особо тратить драгоценное время на это не пришлось.
Спускаясь по лестнице, дозвонился до Торковского и попросил того как можно быстрее явиться. Давид хоть был недоволен моей просьбой, но поделать ничего не мог. Марат слишком далеко сейчас, при всем желании он так быстро, как нужно, не доедет до нас.
А помощь будет очень нужна.
Уже сидя в камере, я был очень рад своей предусмотрительности, ведь все оказалось далеко не так просто, как выглядит на первый взгляд. У Смоленского оказались довольно хорошие связи в органах. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы выбраться оттуда.