— Ш-ш-ш, — закрываю ладонью рот, чтобы не закричала. — Это я. Не бойся.
Предусмотрительно не разжимая ладонь и не ослабляя хватку, затаскиваю Олю в свою комнату, закрываю за нами дверь, включаю свет.
— Маковецкий! Ты совсем свихнулся? — тут же накидывается на меня, зло сверкая глазами. — Я сейчас закричу, и тебе конец! — щурится недобро.
— Кричи, — отвечаю с ухмылкой, спокойно выдерживая ее взгляд. Молчит. — Мы оба прекрасно знаем, что ты не станешь этого делать, — продолжаю уверенным голосом. — Дочери спят, у Татьяны Дмитриевны подскочило давление, и ей нельзя волноваться. Так что ты не закричишь.
Сопит. Пыхтит. Кусает губы. А я смотрю на нее и едва перебарываю острое желание смять в своих объятиях и поцеловать.
Оля горит ярким пламенем, словно пересушенный факел. Ее пожар нужно потушить, иначе произойдет мощный взрыв.
— Что тебе нужно от меня?— в конечном итоге сдается. Довольная улыбка появляется на моих губах.
— Чего я только не хочу, — произношу,глядя девушке прямо в глаза. От моего низкого слегка хрипловатого голоса у нее по коже пробегают мурашки, завораживая меня.
В тщетной попытке скрыть реакцию тела Оля обхватывает себя руками и делает шаг назад, упирается попкой в спинку кровати. Оборачивается и отскакивает в сторону, словно ошпарилась о кастрюлю с кипятком.
Ухмыляюсь.
Нет уж. Я не собираюсь тебя насиловать, глупая ты девчонка. Мне с тобой нужно поговорить.
Секс у нас обязательно будет. Но позже и по обоюдному согласию. Если быть точнее, ты сама ко мне за ним придешь.
Приближаюсь к Оле вплотную, ни на секунду не отрываю от нее взгляд. Я вижу, как часто вздымается ее грудь, как бешено пульсирует венка на шее. Утопаю в самых прекрасных на свете глазах.
Между нами расстояния практически нет. Я сократил его до минимума, жестко врезавшись в личное пространство трепещущей напротив меня девушки.
Я чувствую каждый ее вдох, каждый выдох. Без труда считываю эмоции, они все написаны у нее на лице.
Наклоняюсь вперед, вдыхаю ее слегка сладковатый запах. Эмоции вырываются из-под контроля, голова кругом. Щемит в центре груди.
Прикладывая неимоверные усилия, заставляю себя остаться на месте. Если дотронусь, то мы оба сорвемся с цепи.
Глава 23. Оля
— Мак, у меня сегодня был самый отвратительный день за всю мою жизнь, — слегка отстраняясь, смотрю Маковецкому прямо в глаза, но не испытываю и толики тех чувств, что при виде его всегда бушевали внутри.
Видимо, я еще до конца не отошла от лекарств, которыми меня накачали.
Давид распорядился, чтобы мне поставили систему. Я несколько часов пролежала под капельницами, и после этого мне стало значительно лучше. Но все равно головокружение и слабость то и дело дают о себе знать.
Я еле держусь на ногах, и Маковецкий дурак, если этого не понимает.
— Я едва не лишилась дочерей, — вновь содрогаюсь от недавних воспоминаний. Видимо, эмоции слишком сильны, раз я даже в таком состоянии начинаю испытывать страх за своих принцесс. — Тебя чуть не упрятали за решетку, — продолжаю перечислять злоключения. — А человек, за которого я собиралась выйти замуж, оказался совсем не тем, за кого себя выдавал, — тяжко вздыхаю. На душе настолько погано, что словами не передать.
Но, на удивление, я не чувствую ни угрызений совести, ни отчаяния от того, что произошло. Хоть какая-то польза от успокоительного.
—Я нереально устала, — пытаюсь вразумить мужчину. — Если у тебя не срочный разговор, то давай его перенесем на завтра. Хорошо? — прошу.
Мак молчит. Он смотрит не мигая пристальным взглядом, а я продолжаю тихо сгорать.
Его близость сводит с ума. Я вновь ощущаю себя той юной девчонкой, которая тайно вздыхала по лучшему другу старших братьев и мечтала, что он когда-нибудь обратит на нее внимание. Посмотрит не как на малявку, которую нужно защищать. Не как на друга и своего соратника, в какой роли мы привыкли видеть друг друга. А как на симпатичную девушку, которая так жаждет его мужского внимания.
— Давид сказал, что у тебя отравление, — произносит задумчиво. Пристально всматривается в меня.
Я ощущаю себя лабораторной мышкой под пристальным взглядом ученого. Еще немного, он возьмет микроскоп и примется меня изучать.
— Только вот он не уточнил, чем именно, — недобро щурится.
Теряюсь под его взглядом.
— Мы не знаем, — честно отвечаю ему.
— В смысле? — Воздух вокруг вибрирует от гневных ноток в его голосе.
— Люди Иппполита схватили меня, когда я шла на автовокзал, — начинаю рассказывать. Я была уверена, что Дава первым обо всем доложил. Но, судя по реакции Макара, я ошиблась. Он дико зол. — Меня затолкали в машину, я начала ругаться и возмущаться. После этого ничего не помню, — поджимаю губы. — Очнулась уже здесь.
— Значит, так, — безапелляционно заявляет Маковецкий. — Сегодня спать будешь со мной.
— Что?! — в шоке смотрю на него.
— Раздевайся, ложись, — кивает в сторону кровати. — Я приду через несколько минут.
— Мак! Ты совсем ку-ку? — кручу у виска. — Не собираюсь с тобой ложиться! Кто тебя знает, — фыркаю в жалкой попытке сгладить свой эмоциональный порыв. — Вдруг ты храпишь.
— Ты. Ляжешь. Здесь! — заявляет твердо. — Если когда я вернусь тебя в моей кровати не будет, то поверь мне, я САМ тебя сюда принесу! — зло сверкает глазами. Маковецкий просто взбешен. — В любом виде. Хоть в нижнем белье, хоть нет. Поняла?!
— Да, — пищу.
— Вот и отлично! — рычит сквозь стиснутые зубы. — А теперь ложись спать!
Мак выходит из комнаты, оставляя меня одну. Я растеряна и совершенно помята. По мне словно прошлись катком пару раз.
Мысли в голове не задерживаются ни на минуту, веки снова становятся тяжелыми, ноги держат с трудом. Сажусь на кровать.
А затем в том, в чем есть, забираюсь под одеяло, опускаю голову на подушку и тут же проваливаюсь в глубокий, но вместе с тем крайне беспокойный сон. Мне не снятся сновидения, я не чувствую расслабленности. Напротив, я очень напряжена.
Из коридора доносятся разгневанные мужские голоса. Без труда узнаю, кому они принадлежат: Макару и Давиду.
Эти двое снова ругаются.
Снова проваливаюсь в забытье. Выныриваю оттуда через какое-то время. Но на этот раз в доме стоит тишина. Нет ни единого постороннего звука.
Рядом со мной под тяжестью мужского тела проминается матрас, бок обдает огненным жаром.
Лежу не дыша и не шевелясь. Сердце отстукивает в рваном ритме.
Макар пристраивается позади, кладет руку на мой живот, притягивает к себе ближе. Остатки здравого смысла плавятся под нежностью его прикосновений, тают под умелыми ласками.
Он думает, что я сплю и ничего из этого не вспомню. Пусть так будет. В конце концов, могу я хоть ненадолго расслабиться? Могу.
— Спи, моя девочка, — произносит негромко. — Больше тебя никто не посмеет тронуть. Обещаю тебе.
Чувствую на щеке прикосновение мягких губ, ресницы трепещут. Не шевелиться! Не шевелиться! Медленно и расслабленно дышать!
Сердце, бли-и-ин… Пожалуйста, бейся чуть тише! Ни в коем случае нельзя себя сейчас выдавать.
Я не готова к разговору о чувствах и о будущем. Особенно с Маком. Я вообще сейчас не могу ни о чем серьезном думать.
Макар зарывается в мои волосы, целует в углубление между шеей и ключицей, запуская по коже тонну мурашек. Непроизвольно дергаюсь. Тут же жалею о том, что не смогла сдержаться.
— Спи давай, — произносит с ухмылкой. Притягивает меня к себе близко-близко, наши тела идеально подходят друг к другу, удобно и Макару, и мне.
Вновь чувствую себя дома. Непередаваемое и странное чувство… Которое испытываю лишь рядом с ним.
Мак водит подушечками пальцев по моей оголенной коже, я трепещу.