Окутана его запахом, его теплом, его силой, и они наполняют меня, словно я все это время была пересушенным колодцем. Мне становится так хорошо!
Сон накрывает нас обоих мягким пуховым одеялом, уносит в заоблачные дали. Дарит долгожданный покой.
Глава 24. Макар
— Мамочка! Мама! — За дверью раздается детский плач.
Резко открываю глаза, тут же сажусь на кровати, сердце тревожно бьется в груди.
Вокруг темно. Утро еще не наступило, а это значит, что девочки должны спать.
Позволяю глазам привыкнуть к темноте. Дожидаюсь, пока начинаю различать стоящие в комнате предметы, и спускаюсь с кровати. Оборачиваюсь—Оля спит.
— Ма-а-а-ама.— От перепуганного детского крика меня словно окидывает студеной водой. Девочки! Это они! Я не могу ошибаться!
Размашистым шагом дохожу до выхода из комнаты, открываю дверь и выскакиваю в коридор. Я готов к любым неожиданностям, меня не застать врасплох.
Сбоку от меня раздается всхлип. Уже более глухой, чем был несколькими минутами раньше. Напрягаюсь, спешу на звук что есть мочи.
Залетаю в детскую комнату, без раздумья включаю свет, и от увиденного сердце пропускает удар. Застываю.
На детской кроватке, забравшись с ногами и поджав под себя ноги, запутавшись в пушистый плед, сидит Алиса. Распущенные волосы растрепались, малышка горько плачет и трет глаза.
— Папочка, — видит меня и тянет вперед ручки. Подхожу, присаживаюсь рядом на кровать.
Все никак не могу привыкнуть к тому, что я отец.
Это светлое чувство так и жаждет наполнить сердце до отказа, но я не позволяю ему. Мне страшно.
Смотрю на девочек и понимаю, что вот он, ключ к моему сердцу. Моя ахиллесова пята.
Я столько всего пережил, прошел через такое количество дерьма, что многим даже не снилось. Но выдержал. Все! А здесь…
Как никогда отчетливо понимаю, что окажусь совершенно беспомощным, если вдруг малышкам будет угрожать опасность. Я пойду на все, лишь бы с ними и Олей было все хорошо.
— Что случилось? — спрашиваю у дочки, бережно убирая с ее лица промокшие прядки волос. Они спутались и прилипли к нежной детской коже. Мешают.
На соседней койке, отвернувшись к стенке, сладко посапывает Олеся. На удивление, дочурка спит и не просыпается, даже несмотря на свет и плач сестры.
Алиса смотрит на меня с такой надеждой, аж дыхание перехватывает. Словноодним взмахом руки способен развеять все ее невзгоды.
— Мне приснился страшный сон, — хнычет малышка, еще сильнее кутаясь в плед.
Оу… И что с этим делать? Рассказать сон или она еще больше перепугается, когда будет рассказывать? Я никогда не сталкивался ни с чем подобным! Это не автомат с закрытыми глазами перебирать. Успокоить малышку гораздо… гораздо сложнее.
Кто б знал, как правильно поступить.
Сижу, смотрю на дочь, пытаюсь придумать, что делать. В голову ничего путного не идет. Впервые в жизни я растерялся и не могу придумать, как быть.
Вот же ж. Отец, называется!
— Можно я с мамой посплю? — Алиса невинно хлопает мокрыми ресничками. От ее взгляда сердце прямо тает.
Конечно, можно! Поспать с мамой, свернуть горы и достать вон того единорога из соседней страны. Без проблем! Только не плачь. Пожалуйста!
Так и хочется сказать, но останавливаю себя. Это будет неправильно.
Наверное.
— Она спит со мной, — отвечаю осторожно. Алиса печально вздыхает и расстроенно опускает плечи.
Начинаю осознавать, куда будет клонить дальше дочь. Маленькая хитрюшка.
— Я тоже могу с тобой рядом поспать, — заявляет коза. — Я небольшая, много места не займу.
Смотрю на нее и понимаю, что отказать не в состоянии. Если так и дальше дело пойдет, то девочки будут из меня веревки вить.
А мне это будет лишь в кайф.
Представляю реакцию Торковской и понимаю, что она меня просто прибьет. А потом… А потом мы будем мириться. Долго и качественно.
— Иди сюда, — раскрываю руки для объятий. — Я тебя отнесу, — сдаюсь.
— И меня.— Олеся тут же разворачивается в нашу сторону. Судя по хитрющему взгляду, малышка не спит уже долго, она лежала и слушала наш разговор все это время.
— И тебя, — обреченно вздыхаю. Нет, все же не быть мне суровым отцом.
Малышки забираются на меня, я их перехватываю поудобнее и отношу в спальню, укладываю на кровать рядом с матерью. Те мигом залезают на подушки, укрываются моим одеялом и спустя минуту уже сопят.
Сижу на краю, смотрю на эту троицу, сердце тает.
Моя семья.
Если бы кто раньше сказал, что у меня появятся дети, то я б рассмеялся в лицо. А теперь смотрю на двух малышек, что сопят, прижавшись к своей матери, и сердце наполняется светом.
Осторожно, чтобы не потревожить детский сон, ложусь рядом, закрываю глаза и моментально отключаюсь. Но даже сквозь сон продолжаю следить за детьми и Олей.
— Мальчики, я могу вывести внучек на свежий воздух? — В кабинет заглядывает Татьяна Дмитриевна. — Погода прекрасная, солнце светит. Нечего детворе в доме сидеть.
Мы с Давой молчаливо обмениваемся взглядами. Он, как и я, не против.
Участок охраняется на должном уровне, я лично все проверил с утра. Смоленский до сих пор находится без сознания, но нам расслабляться нельзя ни на секунду. Мы и так уже едва не потеряли Олю.
— Идите.— Давид дает свое позволение. — Только, мам, за дом не позволяй им забегать. Хорошо?
— Не позволю, — кивает старая женщина. Ее взгляд тверд, и мы трое прекрасно знаем, она ни на секунду не потеряет девочек из поля видимости.
На самом деле, Татьяна Дмитриевна шикарная бабушка и мама. Если она на твоей стороне, то горы свернет ради тебя. Если же против, то… Ничего хорошего ждать не придется.
Торковская-старшая уходит, а мы с Давидом вновь возвращаемся к прерванному разговору.
— Значит, ты считаешь, что Смоленский действует не один, — хмурится друг.
— Естественно, — киваю. — На факты смотри. Они не лгут.
Дава задумчиво смотрит на меня и размышляет. Я даю другу время, он должен сам все понять.
Смоленский действует с кем-то в паре. И нам нужно понять, с кем именно.
Глава 25. Оля
— Давид, мне нужно в магазин, — захожу в комнату, где сидят старший брат и Макар.
Я долго собиралась с мыслями, чтобы решиться и побеспокоить мужчин. Лишний раз сталкиваться с Макаром не очень хочется. Я не готова к тем чувствам и эмоциям, которые появляются в его присутствии.
— Продуктов толком нет, мне даже не из чего приготовить девочкам поесть.
Утром я изучила содержимое каждого шкафа на кухне, но толком ничего и не нашла. Пачка макарон столетней давности да какие-то сухари. Все.
Если на завтрак еще хоть как-то смогли накормить малышек омлетом, то с обедом все будет гораздо сложнее. Девочкам нужно сварить суп. И это не обсуждается!
— Напиши список, мои парни все купят, — не отрываясь от разложенных на столе бумаг, отвечает брат.
Изо всех сил стараюсь не смотреть на Маковецкого. Он развернут ко мне спиной, тоже изучает лежащие документы. Ведь знает, что я пришла… Даже не обернулся.
Проснувшись утром в его кровати, я обнаружила рядом с собой спящих дочерей. Мужчины же и след простыл. Больше его я не видела до этого момента.
— Я сама поеду, — упрямо сжимаю губы.
Знаю я, как покупают охранники. Зайдут в магазин, бросят в корзину первое попавшееся, и все. Никто не станет выбирать лучшее, изучать сроки годности, состав.
Привезут полные сумки, а для малышек ни один из купленных продуктов не подойдет. Смысл мне от такой помощи?
— Забыла, через что вчера мы все прошли? — зло сверкает глазами Дава, быстро остужая мой пыл.
— Помню, — вздыхаю. — Но продукты для дочерей я должна выбрать сама, — продолжаю настаивать.
В комнате повисает тишина. Лишь слышу, как негромко матерится Давид.