Марьяна еще раз посмотрела на обезображенное лицо герцога и с удивлением обнаружила, что не испытывает неприязни или отвращения. Ее действительно тянуло смотреть ему в глаза. Это симпатия? Наверное, так оно и есть. Поэтому она коротко улыбнулась и протянула руку, еще раз отмечая его горячие пальцы.
Когда они вышли на середину зала, и он притянул женщину чуть ближе чем полагалось по этикету, Алан с усмешкой уточнил:
– Марьяна, а на третий танец вы бы со мной согласились?
– Сегодня, точно нет! – рассмеялась она.
– Все-таки лицом не вышел? – скривился он. Было непонятно, то ли это ирония, а то ли что-то боле грустное. – Или недостаточно для вас богат?
– Не то и не другое, – кокетливо улыбнулась графиня. – Просто моему сыну через пятнадцать минут положено лежать в кровати. А так как я ему и за маму, и за папу, и за всех нянек разом, больше здесь оставаться не могу.
– Что же вы раньше-то не сказали! – притворно огорчился Голденброук. – Я бы тогда не терял время, а танцевал с вами все танцы подряд.
– Я вам так не понравилась?
– В смысле? – растерялся мужчина.
– Вы хотели уморить меня танцами без отдыха!
– Если бы я и хотел вас чем-то уморить, то совсем не танцами! – его здоровый глаз сверкнул, словно внутри был припрятан фонарик.
Розенталь же растеряно посмотрела, не понимая подоплеки его слов. Дело в том, что у графини была своя тайна, которую она берегла как зеницу ока.
Музыка закончилась. Но Алан не отпустил женскую руку.
– Герцог, меня не нужно провожать на место, – Марьяна робко потянула руку, но он сжал ее еще сильнее.
– Я провожу вас, куда скажите. За одно и с сыном познакомлюсь.
Они пришли в детскую.
– Верес! Домой пора! – позвала ребенка Марьяна. Малыш тут же подбежал. Он уже устал и периодически тер глазки. Мама подняла его на руки и направилась к выходу, сильно удивившись факту, что герцог застыл как каменное изваяние и ничего ей не сказал. Зачем, спрашивается, вызвался провожать? Было даже немножко обидно. Ему так не понравился ребенок? Что ж, это его проблемы. Она снова долго не будет выходить в сет. И они точно никогда не встретятся. Старухе Ардон графиня Розенталь все же была благодарна. Она действительно хорошо провела время. И малышу тоже понравилось, поэтому жаловаться был не на что.
Опустив спинку детского сидения так, чтобы, если Верес уснет по дороге, дальше ехал с комфортом, стала сама забираться на козлы. Внезапно ее остановил окрик:
– Подождите! – к ним быстрым шагом шел герцог. Он удивленно посмотрел на женщину на козлах, вопросительно приподнял бровь. Но ничего не сказал по этому поводу, а лишь добавил:
– Марьяна, позвольте я завтра нанесу вам визит?
– Визит? Мне? – женщина, прожившая два года почти в полном одиночестве, искренне удивилась. – Зачем?
– Графиня, вы меня, честное слово, удивляете все больше и больше. Зачем наносят визит понравившимся женщинам? – сверкнул белозубой улыбкой герцог. И она в один миг преобразило его лицо, сделав даже привлекательным.
– А я вам понравилась? – нет, Марьяна не хотела покрасоваться. Она действительно сильно удивилась и растерялась.
– Поверьте, для других дел я на утренние визиты не напрашиваюсь, предпочитая являться в гости ближе к ночи, – тайный смысл, заложенный в его слова, каким-то образом дошел до нее, и графиня смущенно улыбнулась, сильно покраснев.
– Малыш встает в девять, примерно полчаса мы тратим с ним на умывание и завтрак. После этого его настроение поднимается, и мы вполне можем себе позволить принимать гостей, – пожала она плечами, давая понять, что оставаться наедине с Гольденброуком она не собирается.
– Обычно дамы после бала спят до двенадцати. Вы настолько ранняя пташка? – он снова поймал ее за руку и никак не хотел отпускать. Только Вересу совсем не понравилось долго сидеть без движения в своем кресле, и он начал хныкать.
– Простите, ваша светлость, – Марьяна с некоторым усилием освободила руку. – Ребенку пора спать. В противном случае мы будем добираться до дома, оглушая окрестности Орбурга его мощным ревом.
– Что ж, до завтра, моя прекрасная нимфа! – герцог опустил руку, в которой удерживал ее пальцы, и застыл с полу-улыбкой на губах. Она же наконец забралась на козлы, проверила сына и тронула вожжи.
Позже вечером, когда Верес был вымыт и уложен спать, женщина растопила камин. Воздух в доме ей показался прохладным. Закуталась в теплую шаль, села рядом с бойко пляшущим огнем и стал предаваться воспоминаниям и анализировать произошедшее сегодня.