Бад постучался в дверь, и вот уже жена его друга гостеприимно встречала нас. Бад представил ей Эрнеста и всех остальных. Она сказала, что ее муж уехал на рынок в Твин-Фоллс, но она абсолютно уверена, что мы смело можем охотиться на их землях. Кстати, сказала она, совсем недалеко от дома — старое кукурузное поле.
И вот мы снова охотимся. Когда мы шли по полю, один фазан появился перед Чаком, и он подстрелил птицу. Эрнест подошел посмотреть. При этом он заметил, что все-таки не очень уверен в том, что мы можем охотиться здесь: одно дело — слова жены, а другое — разрешение от официального собственника земли. Что будет, если фермер по дороге домой увидит их здесь, стреляющих в его фазанов? Он запросто может пристрелить их как нарушителей права частной собственности! Мы должны вернуться в дом фермера и ждать его возвращения, сказал он, явно сильно нервничая.
Я чувствовал себя совершенно разбитым. Все мои надежды оказались напрасными. И дело было не только в сегодняшнем дне — я понимал, все началось еще раньше, прошлой осенью, прошлым летом. Я оказался перед необходимостью прямо посмотреть фактам в лицо — с Эрнестом происходило что-то серьезное. Я не хотел, чтобы он почувствовал мою тревогу, поэтому опустил голову и уставился в землю. Остальные тоже замолчали, не зная, что и сказать. И только Бад, замечательный парень, посмотрел вокруг и заметил:
— Сказать по правде, Эрнест, здесь так мало птиц, что нам даже не стоит морочить себе голову. Давай-ка лучше поедем ко мне и выпьем сидра.
В тот вечер Эрнест согласился пойти со мной поужинать в только что открытый ресторан в отеле «Кристиана». Первый раз за долгое время он вечером вышел из дома. Но все кончилось почти так же грустно, как и тогда, в Испании.
Эрнест заказал один коктейль и один бокал вина — он строго придерживался своей диеты. Казалось, ему было хорошо. Он рассказывал забавные истории о прошлом Кетчума, о том, как здесь жили раньше, играли в азартные игры, и народу было так много, как во времена золотой лихорадки. Вдруг он замолчал, даже не закончив предложение, и заявил, что мы должны оплатить счет и быстро уходить из ресторана. Бедная Мэри, которая так радовалась этому вечеру, спросила его, что случилось.
Эрнест кивнул в сторону бара:
— У стойки сидят два агента ФБР, вот что случилось.
Тогда Мэри задала другой вопрос — откуда он знает, что эти люди из ФБР? Эрнест велел ей говорить шепотом:
— Ты что, думаешь, я не могу узнать фэбээровца? Нам нужно срочно уходить отсюда, Хотч.
Я пошел искать официанта и по пути прошел мимо столика, за которым сидел Чак Аткинсон с женой. Я спросил его, — может, он знает, кто эти двое у стойки.
— Конечно, знаю. Торговцы. Они приезжают в Кетчум каждый месяц уже на протяжении пяти лет. Только не говори мне, что Эрнест нервничает из-за них. — И он горестно покачал головой.
Когда я сообщил Эрнесту, что эти люди — торговцы, он поднял меня на смех.
— Ну да, торговцы. Агенты ФБР славятся своей неуклюжей маскировкой. Думаешь, они будут тебе изображать скрипачей? Пошли, Мэри. Ты можешь выпить кофе и дома.
С тех пор как я приехал, Мэри все время хотела поговорить со мной, но Эрнест не давал нам никаких возможностей пообщаться наедине. Он стал очень чувствителен к любой критике и, когда видел, что его друзья о чем-то беседуют с Мэри, проникался уверенностью, что они наверняка обсуждают его. На самом деле так и было. Тут он был прав. Мэри очень нервничала и была совершенно растеряна. С самого приезда из Испании он все время чего-то боялся. В тот вечер по дороге домой она шепнула мне, что завтра в 11 часов собирается пойти в магазин, и там мы сможем поговорить.
Наш разговор состоялся у полок с крупой. Мэри сказала, что она в отчаянии. Она показала мне письмо, которое нашла накануне на столе Эрнеста. На конверте был адрес его банка в Нью-Йорке. Вначале все шло, как полагается, но потом слова уже было трудно разобрать, казалось, что он выдумывает какой-то новый язык.
Работоспособность Эрнеста упала до такой степени, что он мог часами сидеть над рукописью парижских воспоминаний, не написав ни одной строки. Это очень его расстраивало, кроме того, он страшно переживал из-за потери финки. И никакие предложения Мэри купить квартиру в Париже или Венеции или же новую яхту, на которой они могли бы совершать морские путешествия, не могли его успокоить, вывести из состояния депрессии, отвлечь от постоянно мучивших его галлюцинаций и страхов. Он снова заговорил о самоубийстве, и иногда его можно было увидеть у шкафа с оружием. Порой он брал в руки ружье и целился, глядя куда-то далеко в горы.